В последний момент, когда Илан уже собирался подняться, на ладонь ему наступил изящный сапожок с креплением для шпоры.
— Что ты здесь ползаешь, мальчик? — спросила госпожа Мирир, не позволяя Илану подняться.
— Извините, — сказал Илан. — У вас ширма рваная.
— Да что ты говоришь! — с деланным изумлением произнесла госпожа Мирир. — Не ты ли ее порвал? Вот теперь пойди и поменяй ее. Мне принеси ширму от стола господина Джаты, а рваную можете забрать себе.
— Но…
— Так! — пресекла все возможные возражения госпожа Мирир. — Ты не с мамой разговариваешь. Быстро пошел и сделал!
Руку Илана освободили, но он тотчас получил пинка под зад. Два помощника госпожи Мирир засмеялись. Ворча про себя на вредность некоторых баб, одной только этой вредностью прорвавшихся в начальство, Илан вынужден был сложить дырявую ширму для обмена. Если бы не важность дела, порученного самим господином префектом, уговаривал он себя, так просто эта невежливость с рук никому бы не сошла.
Когда рваная ширма была уже почти развернута на новом месте, явился из архива господин Джата, посмотрел, чем Илан занимается, и сказал:
— Не очень мне нравится, что префектура будет здесь. Лучше б ее оставили в здании старой управы.
Илан доложил про ширмы и невежливое поведение госпожи Мирир, но Джату рассказ почти не заинтересовал.
— Знаешь, что здесь было раньше? — спросил он.
— Городской архив.
— А до архива знаешь, что? Тюрьма. А в подвалах казнили. Боишься мертвецов, которые гуляют по ночам?
— Ну… — растерялся Илан. С гуляющими мертвецами ему сталкиваться еще не приходилось.
— Неужели не боишься? Тогда останешься этой ночью за дежурного. Вместо меня. Не переживай, не один. С писарем, двумя солдатами и к ночи псарня переедет.
* * *
В тот день, когда Мем получил золотой значок из рук государя и рангом стал равен дворцовым чиновникам Царского Города, он, если бы был леденцом, через четверть стражи кончился бы. Все, кто видел его, разговаривал с ним, был с ним знаком, поскольку раньше перемолвился случайным словом, спешили засвидетельствовать почтение, прогнуть спину и лизнуть руку, а иногда сапог. Сплетни по коридорам и столичным улицам разносились быстро, и даже святой инспектор Нонор, который, получив награду, сразу сказал: «Я здесь больше не работаю», — не исправил общего положения. Так жили в Столице. Каждый сам за себя. Среди инспекторов, помощников инспекторов, дознавателей, сыскных старшин, десятников и простых солдат можно было выслужиться талантом, трудом и терпением, но при помощи лести и клеветы — намного быстрее и надежнее.