Из-под холстины вытекла кровь, уже впитавшаяся в землю. Что сделало с телом шальное ядро, не хотелось даже представлять. В этом мире Жан видел много смертей. Всяких, привык. Но эта была смертью друга.
У тела стояли вдова и дочери. Еще какие-то люди. Кого-то Жан узнал, кого-то видел впервые. Вот баронесса поворачивает голову, смотрит на него… Непонимание, узнавание, удивление… И баронесса исчезает, остается лишь женщина, на глазах которой только что погиб муж и к которой вернулся сын, которого все вокруг считали мертвым. Лишь она одна верила, и он пришел. Живой, к телу убитого отца.
Что теперь значат сплетни, пересуды городских кумушек? Баронесса бросилась к Жану, обняла, заревела. С причитаниями и воистину бабьими завываниями, так знакомыми по прошлой жизни, но совершенно не вяжущимися с дворянами мира этого. Такого не было, когда погибла семья ее брата, но сейчас что-то сломалось в душевной броне дворянки, осталась лишь суть женщины, та, что не зависит ни от мира, ни от века, ни от сословия.
Обняв рыдающую баронессу, Жан не видел, как почти с таким же криком бросилась на шею де Савьеру Шарлотта, как прижалась к незнакомому мужчине ее сестра.
Потом были похороны, долгие разговоры, не слишком подробные рассказы. Обычная жизнь обычной семьи, пережившей беду.
Гастон вступил в наследство. Баронесса приняла тот факт, что Жан не сможет стать хозяином баронства, но заставила младшего сына поклясться, что Жан будет получать часть доходов феода.
Благословила Шарлотту на брак с де Савьером. Брак ее сестры был уже согласован, более того, жених лично участвовал в обороне замка.
Богарэ остался в замке. Пока не было ясно в качестве кого, но искусная шпага, могучие кулаки и мастерство наемника были нужны потрепанному баронству как воздух.
Через десять дней после разгона реформистов в Безье прибыли посланники графа Тулузского для проведения расследования. Опросили кучу народа в замке, городе и деревнях, после чего направились в Монпелье, чтобы задать неприятные вопросы главе реформистов.
Но не срослось. Когда комиссия въезжала в город, а монсеньор Руади готовился к торжественному приему, его дворец рухнул. Мощнейшее заклятие, рядом с которым ураган представлялся легким дуновением ветерка, разнесло его по камушку, похоронив под обломками и Верховного пастыря Монпелье, и всех его приближенных, и вообще всех, кому не повезло в этот час находиться в этом красивейшем здании города. При этом ни одно стоявшее рядом здание не пострадало.
Что это было за заклятие, какой великий маг и за какие грехи его применил — навеки осталось тайной. Лишь ходили по городу слухи, что кто-то видел в момент катаклизма рядом с замком стройного юношу, раскинувшего руки в магическом жесте. Якобы отголоски заклятия сбросили с него шляпу и разметали по плечам длинные платиновые волосы. Но стоит ли верить болтовне трактирных забулдыг и базарных торговок? А уж искать этого юношу и вовсе желающих не сыскалось. Не приведи Господь, найдешь — всю жизнь прятаться придется, если вообще такой маг тебе ее оставит. Нет, лучше сразу сказать, что дело это дохлое, для простых людей неподъемное, а непростых в наших краях и не водилось никогда.