Я нервно сглотнула и посмотрела на деда, потом на Ершову, следом снова на деда. На их лицах было такое выражение, словно только что рядом с ними перевернулся грузовик с пятитысячными купюрами. Даже стало неудобно, что всё происходит именно так.
– Спасибо, дядя.
Я перевела взгляд на «мужа», на лице которого появилось выражение удовлетворения. И не успела и слова сказать, как раздался крик:
– Горько!
– Горько! Горько! – подхватили его голоса присутствующих за столом, после чего Роберт взял меня под локоть, помогая встать, развернул к себе лицом и поцеловал.
Не давая опомниться, просто жадно впился в мои губы ртом, понуждая открыть их. У меня закружилась голова, пришлось вцепиться в плечи Левицкого, чтобы не упасть. Привкус виски, смешанный с ароматом парфюма Роберта, сводил с ума, а от жарких прикосновений языка к моим губам, внизу живота зародилось возбуждение, с каждой секундой превращающееся в настоящий пожар.
– Тридцать семь! Сорок четыре!
– Шестьдесят два! Сто!
Роберт отстранился, а я так и осталась стоять, пытаясь совладать со сбившимся дыханием. Мне казалось, что все взгляды в ресторане устремлены в нашу сторону. И каждый из присутствующих знает, что никаких ста лет вместе с Левицким мы не проживём.
– Не пригласишь свою невесту на танец? – выдохнула я, когда Роберт вновь устроился за столом.
Ершова тут же отреагировала первой:
– Точно! Танец новобрачных! Мы ждём!
Роберт нахмурился, быстро окинул Лену взглядом, после чего пожал плечами и, вновь поднявшись, подал мне руку и повёл к небольшому танцполу. Отлично. Теперь у нас будет возможность поговорить с глазу на глаз. Хотя, я очень сомневалась в том, что у меня есть право лезть в то, к чему я не имею ровным счётом никакого отношения.
– Если больше не выдерживаешь это великое собрание, можем просто сбежать. Нас поймут, – улыбнулся Роберт, положив руку мне на талию, когда мы оказались на танцполе.
– Это великое, как ты успел заметить, собрание, состоит в основном из моего окружения. И если оно тебя напрягает…
– Не напрягает. Хотя про рассветы и туманы я бы уже слушать перестал.
– Может, это единственная радость в их жизнях? Михайлов, обсуждение его творчества…
– Самогона и охоты, – подсказал Роберт, пряча улыбку.
– А если и так? Не всё крутится вокруг огромных денег и владения… овладевания… в общем, я про пакет акций. Весь этот сыр-бор из-за него?
– Как ты слышала, – пожал он плечами. – Дядя вбил себе в голову, что перепишет на меня свою часть акций только если я обзаведусь женой.
– Здорово. Значит, тот брачный контракт…
– Нужен для того, чтобы ты не претендовала на мои акции. – Он снова растянул губы в улыбке, которую так отчаянно хотелось стереть с его лица. Потому что Левицкий должен был понимать, что я бы не стала претендовать на какие-то там непонятные акции даже под дулом пистолета. Или он этого не понимал?