Стоя на цыпочках, Джинни так же уверенно целовала его в ответ. Ей казалось забавным, что Доминик полагает себя экспертом в вопросах несправедливости. Пусть посмотрит на нее — женщину, не способную наслаждаться близостью без заранее заготовленного плана отступления. Яд недоверия, которым отравил Джинни отец, сделал ее эмоциональной калекой, обрек на пустые связи, вынудил заранее отказаться от материнства. Ей повезло со случайной беременностью, но перспектива одинокой старости не превратилась во что‑то более оптимистичное. Ребенка будут воспитывать другие люди, а Джинни останутся только воспоминания о том количестве любви, интимности и счастья, которое они с Домиником сумеют наскрести за два с половиной года. Это давало ей как повод надеяться на лучшее, так и злость на не подвластные ее воле обстоятельства.
Захваченные каждый своими переживаниями, в первые моменты Джинни и Доминик не целовались, а боролись за превосходство, пока он не озадачил невесту внезапным переходом от ярости к нежности. Руки принца гладили ее спину, губы уводили от злости и горечи туда, где бережная мягкость прикосновений выдавала истинные чувства. Нравилось им это или нет, они учились любить друг друга, и времени на это было отпущено совсем немного. Джинни жаждала взять от короткой любви все — взаимное тепло, ощущение защищенности, общие секреты и мечты, но понятия не имела, как это сделать.
Доминику потребовалась вся сила воли, чтобы оторваться от Джинни. Никогда раньше он не испытывал ни к кому таких чувств, но в этом заключалась проблема. Всю жизнь принц сознательно избегал подобного опыта — не потому, что еще не встречал никого похожего на Джинни, а потому, что ему всегда хватало сил сопротивляться соблазну.
Прервав поцелуй, он почувствовал не сожаление, а презрение к себе. Доминик не желал того, что предлагала Джинни. И понимал, что, если они не прекратят эту глупую игру, его нечаянная невеста выйдет из нее с разбитым сердцем.
— Я очень устал. Увидимся утром. — Он повернулся и ушел в свою спальню, обещая себе, что больше не допустит ничего подобного этому поцелую.
На следующий день они не увиделись. Доминик покинул апартаменты до завтрака и вернулся поздно вечером, пропустив ужин. Тактика показалась ему действенной, и он решил придерживаться ее впредь.
Сначала Джинни дожидалась его возвращения на софе в гостиной. Входя, принц едва удостаивал невесту взглядом.
— День был долгим. Мне не терпится принять душ и лечь спать.
Скоро она перестала его ждать.
В течение двух недель Доминик умудрялся не оставаться с Джинни наедине и ненавязчиво держать дистанцию на публике, но все же не мог не заметить, что в ее сумасшедшей головке созревает какой‑то план. Каждый раз, когда они оказывались хотя бы в метре друг от друга, Джинни одаривала его такой лучезарной улыбкой, что на несколько секунд выбивала из колеи. Сколько бы принц ни напоминал себе, что должен оставаться сильным, сверхчеловеком он не был. Он понимал: если ничего не придумать, скоро они начнут разговаривать снова. Или целоваться. И тогда Джинни опять поймет все неправильно.