Интервьюер: (Без эмоций.) Ладно. Потрудитесь объяснить мне вот какой парадокс: с одной стороны, Вы заявляете, что тщетно предпринимать какие-либо потуги к изменению мира, а с другой стороны, однозначно даете понять, что гиперанархизм на стороне всех тех движений, которые так или иначе бросают вызов тому, что принято называть Системой. У меня вообще все более складывается ощущение, что установки гиперанархизма антигуманны и потому, мягко говоря, не совместимы с нахождением в этом мире. Это касаемо упомянутой Вами жестокости. Нет ли и здесь противоречия: сочетать жестокость с духовными устремлениями?
Гиперанархист: (Ехидно усмехнувшись.) Теперь, чувствую, настал тот момент, когда Вас вплотную можно подвести к разговору о Пути. Но обо всем по порядку. (Интервьюер закуривает, небрежно забросив на стол зажигалку, будто бы тем самым выказав свое недовольство ходом разговора. На лице Гиперанархиста остается издевательски-насмешливое выражение, которое постепенно сходит на нет по мере того, как он говорит.) Сначала повторюсь, что активное выступление против Системы и вправду бесполезно, особенно если учитывать, что на путях к «новому мировому порядку» — надеюсь, понятие Вам знакомо (Интервьюер утвердительно кивает, затягиваясь сигаретой) — те же террористические акты намеренно используются власть предержащими в целях, например, запугивания обывателей и сплочения вокруг своих правительств, которым в руки подкидываются козыри для ограничения, казалось бы, вполне привычных гражданских вольностей. Выходит, что силы и без того не равны, а тут еще экстремисты отыгрывают на службе у Системы роль «полезных идиотов». Полезны их действия и с точки зрения гиперанархизма, ибо они хоть как-то отрезвляют человеческую сволочь методом «шоковой терапии». Я бы даже сказал, что сегодня в мире гремит взрывов, звучит выстрелов и льется крови чересчур мало, чтобы как следует всколыхнуть все это застойное болото — известия о терактах в СМИ стали настолько обыденной вещью, что скоро лежебоки на своих диванах начнут внимать всем этим известиям, пожевывая поп-корн и запивая колой — если уже не так. А вот когда это происходит у тебя под носом да еще затрагивает самого лично — вот тогда становится весело. (Заговорщически смеется; Интервьюер, никак не реагируя, продолжает курить, слегка потупив взгляд, но при этом внимательно слушая.) Если же это тебя никак не затрагивает, то почему бы, допустим (иронизируя), будучи очевидцем трагического происшествия, не заснять его, не запечатлеть, что называется, для потомства в режиме любительской съемки? Возьмем для примера такую разяще негативистскую фигуру, как Борис Савинков. Человек с постоянным одиночеством и глубочайшей внутренней болью; денди, который не был, по большому счету, никогда ангажирован никакой идеологией, зато, не колеблясь, шел по судьбам и трупам на Пути к самости — стопроцентный гиперанархист! Я сейчас не собираюсь никого зазывать к тому, чтобы идти тропою Савинкова, роковой и трагической, обернувшейся, в конечном итоге, напрасной смертью — не собираюсь этого делать, ибо, опять же, каждому — свое. Просто пример Савинкова как нельзя убедителен в том плане, что он показывает, каким Путем идет гиперанархист. Это Путь трагического одиночки, постоянно несущего за собою несносный для нормального человека груз глубочайшей внутренней боли — никак иначе, ибо, по большому счету, ничем, кроме как своим комфортом, — не обязательно внешним, но непременно внутренним, — человек не может пожертвовать, чтобы выйти «Туда», «по ту сторону». Причем словосочетание это, «трагический одиночка», надлежит принимать без того умилительного пафоса, которым успели его обставить разного рода неудачники. Само собой, ни о каком гуманизме не может идти и речи — посудите, как можно оставаться все тем же человеком, с его стандартным набором из тех шаблонов, которые навязаны ему коллективном умом социума, и при этом решиться на то, чтобы покинуть пределы мироздания?! Потустороннее — это абсолютный холод; «Там» уже нет того радужного тепла, которое столь дорого нормальному человеку. Получается, что, предъявляя билет на выход «по ту сторону», человек жертвует самым дорогим, пожалуй, что прежде за ним было — спокойствием. Дальше спокойно прожить уже не удастся…