Скрип половиц, множество скрестившихся на мне предвкушающих взглядов, легкий взмах рукой, рождение новой мелодии… и все посторонние звуки стихли, делая каждую ноту особенно звучной, каждый вздох и взгляд-особенно горячим.
Танец — моя стихия. Мой дар, будь он неладен… Иногда мне теперь кажется, что живу я только здесь, на этой сцене, а все остальное — не более чем декорации, сменяющие друг друга. Обычно в танце я обо всем забывала и от всего освобождалась, будто летя над залом, над миром — такую небывалую легкость при этом чувствовала. Но не сегодня.
Внезапно проснувшаяся боль тоски и одиночества кислотой разъедала душу, впивалась зубами в тело, и огонь страстного танца, казалось, лишь распалял ее, раздувая большой пожар, справиться с которым мне не хватало сил. Быстрые, и от того особенно горькие слезы застыли на ресницах, где-то в глубине глаз, в каждом движении — плавном, страстном, но режущем по сердцу такой же саблей, что в руках. Но только здесь, под сотнями взглядов, мне становится чуточку легче.
Надо отвлечься от мыслей и воспоминаний, сосредоточиться на чем-то. Или на ком-то?
Тело будто жило отдельной жизнью, а взгляд растерянно гулял по толпе жадно рассматривающих нас мужчин, пока не зацепился за одного.
Я даже не сразу поняла, почему именно он привлек меня. Внешне не особо выделялся: русый с правильными чертами лица, нарочито небрежно уложенными волосами, в дорогом черном бархатном плаще, укрывшем широкие плечи. Красив, но среди присутствующих были и посимпатичнее. Мне понравились его глаза: серебристо-серые, но в то же время теплые и завораживающие. Лед и солнце. Знакомые глаза.
Присмотревшись, я с удивлением узнала в нем Гарда. Вроде бы он, такой же, каким был и при нашей последней встрече месяц назад, но в то же время… другой. Мурашки пробегали по коже, при взгляде на него, и мне сложно охарактеризовать это чувство… пожалуй, что-то подобное испытывает кролик перед удавом, не в силах сдвинуться с места, отвести глаза, замирает сердце, время вокруг. Тяжелая, давящая аура власти.
Он сидел достаточно близко к сцене — вальяжно, словно хозяин мира. И смотрел только на меня. Но взгляд его не казался мне липким и неприятным, а скорее, ласкающим, будоражащим. И я, как мотылек, вознамерившийся поиграться с огнем, игриво улыбнулась, глядя в глаза своей «жертве». Из головы вылетели все мысли, стало легче, и меня увлек знакомый вихрь чувств.
Как губка, я впитывала эмоции, сторицей возвращая обратно. В этом танце боли не было. Была лишь всеобъемлющая страсть, абсолютная эйфория, огонь, завладевший каждой клеточкой души и тела, но уже не обжигающий, а согревающий. Вокруг меня безудержным вихрем вилась яркая длинная юбка, змеями извивались руки, тело, волосы, свободно струящиеся по спине. Я стала огнем, солнцем, игривым ветром… Счастлива и свободна в этом сияющем дорогом заведении, свободна так, что понимаю: это не более, чем иллюзия. Ну и пусть.