Мне снился дом, родители, детство… Посиделки с Азалией… Гард, наши прогулки, наши совместные ночи, теплые, сладкие слова на ушко… Я улыбалась сквозь сон.
А проснулась от того, что на меня вылили ведро холодной воды. Освежающий душ, так сказать.
Отфыркиваясь, я ошалело уставилась на мужчину с ведром, готовая убивать с особой жестокостью. А он лишь ухмыльнулся и сказал:
— Помойтесь и переоденьтесь. Все.
— Мы… приехали? — Хрипло спросила я.
— Да. — Ответила какая-то темненькая стройная девушка, похожая на черкешенку.
А потом началась жуткая драка за бадью с водой. Мне досталась почетная третья очередь, стоившая мне нескольких сломанных ногтей и синяка, однако мыться под чьими-то злыми взглядами и поторапливающими визгами — то еще удовольствие, честно говоря…
…Уже к полудню корабль пристал к берегу под видом обычного торгового. Представители власти «проверяли» для виду — законом полагалось конфисковать пиратские корабли и арестовывать экипаж, но несколько звонких монет с легкостью и непринужденностью посылали закон к черту, ибо имели куда большую власть над людьми. Всех нас, пленниц — вроде бы умытых, но по прежнему неопрятных — вывели на берег. Остальные моряки и рыбаки, оказавшиеся в тот момент волею случаю у моря, не обращали на нас совершенно никакого внимания — значит, помощи ждать не приходится, впрочем, глупо было и надеяться.
Затем, ничего не объясняя, нас, придирчиво осматривая каждую, разделили на две группы: семерых красивых молодых девушек, в числе которых оказалась и я, куда-то погнали, как скот, размахивая хлестким болючим кнутом, а остальным, среди которых была и Хелен, накрепко связали руки и практически волоком потащили в совершенно другую сторону.
Мне хотелось драться и кричать, когда девочка напоследок посмотрела на меня с немой мольбой, но я не смела, зная точно, что ничего не смогу изменить — разве что сделаю только хуже. Все, что теперь могу — от всего сердца пожелать ей светлого будущего и счастья, если оно вообще хоть сколько-нибудь возможно там, куда ведут ее эти уроды.
Нет чувства более страшного, чем бессилие…
Нас семерых, как оказалось, повезли в столицу, а что сталось с остальными и с маленькой Хелен — я вряд ли когда-нибудь узнаю…
* * *
Алина (Азалия).
Очнулась я от того, что кто-то сильно давил на грудь, и в первые секунды, видя перед собой лишь небо, подумала, что умерла. Неудивительно, учитывая то, что последние мое воспоминание — шторм, треск тонущего корабля, толщи холодной воды над головой и почудившийся мне голос, текучий, как ручеек. «Живи»… Да мало ли что почудится перед смертью.