Но пока еврей доходил до ворот, он не был застрахован от злых собак. В случае малейшего недовольства им со стороны помещика его жизнь не стоила ломаного гроша. В этом случае он велел еврею идти к воротам без сопровождения. И тут была выработана целая система издевательств и мучений. Сначала помещик посылал несколько псов, которые только лают, но не кусаются. Сразу после этого – псов другой категории, и потом – настоящих кусак. На еврея нападали со всех сторон, не давая двинуться ни взад, ни вперёд, и тут уж он получал настоящую порцию укусов.
Крики его подымались в небо, страх был смертельным, а помещик стоял со всей семьёй на террасе и смеялся.
В другой раз - помещик при малейшей досаде на еврея, даже на родовитого, посылал слугу вывести его из ворот и мигал тому, чтобы он оставил того посреди двора и дальше его не провожал. В этом случае этот родовитый еврей имел настоящую свадьбу, совсем, как еврей обыкновенный (не следует, конечно, обобщать, говоря, что все помещики так плохо относились к евреям, бывали и приличные помещики, которые вели себя иначе).
Понятно, что человек возвращался домой ни жив, ни мёртв, и нередко заболевал от страха. Жена и особенно дети, видя отца в таком состоянии -, дрожащего и бледного, начинали все плакать, и в одну минуту в доме наступало подобие Йом-Киппура. Но через несколько дней помещик снова посылал за тем же евреем, прося срочно явиться: ему, помещику, он очень нужен, и еврей, конечно, опять сломя голову бежал – что еврей не сделает для заработка?
Еврей утешал свою жену, говоря, что помещик по природе не так уж плох, служить у него можно, плохо бывает лишь в дурную минуту, в момент затмения ума. Так или иначе, всё от Бога. Ничего не происходит без Его воли. Бог хотел меня наказать и втемяшил помещику в голову безумие, каприз. Чтоб на этом уже кончились мои несчастья, и Бог чтоб защитил меня от злых псов.
Почти каждое воскресенье жившие вокруг Каменца помещики ездили в церковь. На большие христианские праздники съезжались все помещики. Каждый старался превзойти другого богатым убранством карет и упряжи. И богатство этих карет с лошадьми воистину не поддаётся описанию. Ехали со всех концов города, останавливались по всей длине улиц. Один ехал в дорогой карете с четверкой дорогих лошадей, и лошади с упряжью все были в серебре и золоте; кучер с лакеем тоже были разукрашены золотом и серебром. Второй помещик ехал тоже четвёркой, но цугом, по две пары в ряд, ещё больше разукрашенные, а у третьего упряжка состояла из шести лошадей: четыре при карете и две впереди.