— Расскажи мне, что тут у нас? Самоса? Спринг‑роллы?
— Спринг‑роллы тут называют «лумпия», а эта жаренная в масле выпечка напоминает индийскую самосу. На десерт здесь кокосовый пирог, жареные бананы, свежие ананас и папайя.
— Выбор за тобой! Но поторопись! Я готов съесть все за пару секунд!
Никки рассмеялась.
— Я так и знала, что спортсмены много едят.
И снова эта ленивая широкая ухмылка на его лице.
— Мне постоянно приходилось соблюдать диету. А теперь я ем что хочу! У меня волчий аппетит, и я люблю вкусно поесть.
От мысли о том, что он может любить, кроме еды, у Никки снова порозовели щеки. Ей не следовало оставаться с ним. Какое счастье, что он надел футболку. Когда Макс потянулся за очередной порцией, она заметила небольшой шрам на его локте, белеющий на загорелой коже.
— Что с твоим локтем? Ты полностью восстановился?
Макс не донес руку с куском лумпии до рта и отложил его на лист банана. Выражение его лица стало напряженным.
— Почему ты спрашиваешь? — поинтересовался он, сузив глаза.
Она решила выведать то, о чем ей не следовало знать? Разве весь мир не обсуждал травму Макса Конвея?
— Я думала… Не то чтобы я постоянно об этом думала, конечно нет… Так вот, сейчас в Северном полушарии лето, теннисный сезон в разгаре, и ты…
— Я должен быть на корте? — произнес он с мрачным выражением лица, и Никки пожалела, что заговорила об этом.
— Ну да, — ответила она. — Прошу прощения, мне не стоило об этом говорить.
— Не извиняйся. Это закономерный вопрос. Меня постоянно об этом спрашивают, и я не могу уже избегать ответа.
Макс вздохнул так тяжело, что Никки захотелось обнять и пожалеть его. Но даже положить руку ему на плечо было бы неуместно.
— Мой локоть зажил. Но последствия травмы все равно не позволяют мне играть на профессиональном уровне.
— О, — расстроилась Никки, не зная, что именно будет правильным сказать в такой ситуации. — Грустно, что это так.
— Травма была серьезная. Порваны сухожилия. Кость повреждена. Доктора не были настроены оптимистично с самого начала. Они не верили, что я снова смогу управлять своей рукой. Но я не смирился с их диагнозом. Я провел год в отделении интенсивного восстановления в Калифорнии. Я прошел курс традиционного лечения у лучших специалистов. Затем последовал курс нетрадиционной медицины, который основывался скорее на надежде, чем на знаниях.
Я очень хотел выздороветь. И в результате моя рука вполне восстановилась, скажем так, для повседневного использования. Но не для профессионального тенниса. И если я не в состоянии показать на корте лучшие результаты, то я не хочу играть совсем. Об этом пока никто не знает, но я ухожу из спорта. Это еще одна причина, почему я сейчас прячусь от внимания публики.