На вершину горы мусора выбежало пятеро детей, в том числе девочка с черными волосами, собранными в пучок. Мне сразу же бросился в глаза один из мальчиков. Он, в отличие от остальных, не был облачен в ненастоящую шкуру на все тело. Такой шкурой были покрыты только его ноги, а верхняя часть безволосого тела оставалась голой. Я могла рассмотреть практически все его кости – таким худым был этот мальчик.
Как и от всех человеческих детенышей, с которыми я до сих пор сталкивалась, от этих пятерых пахло страхом. Где-то неподалеку, видимо, находился вожак их своры – отец, мать или такой, как Гром, брат, – которого мы никогда не видели и который приучил их бояться. От девочки с черными волосами пахло еще и недавно обожженной плотью. Когда она оказалась ко мне поближе, я заметила на ее руках маленькие ранки.
Скоро эти дети смогут догнать незнакомого пса. Какая собака бегает медленнее, чем двуногие? Только та, которая вот-вот околеет.
Пес этот выглядел изможденным: он высунул язык так, будто уже давно страдал от жажды. Однако на ребрах у него было сейчас больше мяса, чем у меня когда-либо за всю мою жизнь. Стало быть, он был отнюдь не слабым – по крайней мере, физически. Тем не менее от него пахло страхом. Правда, в отличие от этих детей, запах страха у которых, казалось, был врожденным, страх черного пса явно возник недавно. Он как будто чего-то испугался впервые в своей жизни.
Как такое могло быть? Может, это было связано с его внушительными размерами, из-за чего на него до сих пор никто не нападал? Безусловно, этот пес не был бойцом, поскольку от него не исходило даже намека на запах зарубцевавшихся ран, – а значит, у него никогда серьезных ран и не было. Дети бросали в него все, что попадалось им под руку: консервные банки, мусорные пакеты, дощечки.
Почему этот черный пес на них не рычал? Почему он не укусил кого-нибудь за ногу, чтобы они поняли, кто здесь хозяин? Что это был за пес, если он позволял себя так обижать?
Вообще-то он хромал. Хромал не потому, что кто-то из этих детей отдавил ему лапу, а потому, что он своей задней лапой наступил на острый металл. Раны я не видела, но зато чувствовала запах крови. И этот запах усиливался. Каким бы предметом он ни поранился, этот предмет с каждым шагом все глубже врезался ему в лапу.
Дети наконец-таки догнали этого пса. Окружив его со всех сторон, они стали бросать в него уже камни и явно этим наслаждались. Того, что неподалеку от них я поднялась на ноги, никто не заметил. Пес тоже на меня никак не реагировал – не смотрел в мою сторону и не лаял. Вообще-то он уже должен был меня учуять, но, по-видимому, все его внимание заполонил охвативший его страх.