Изембард вспомнил, как крепко они с епископом обнялись у барселонских ворот. Прелат теперь жил в ореоле святости и собственной важности и даже не скрывал перемены в своем положении. Фродоин украсил город в ожидании Гифре Уржельского, которого собирался принимать как настоящего графа Барселонского, – это было продуманное решение, и весть о нем быстро облетела Испанскую марку. Епископ был деятелен, как никогда: он готовился к путешествию на коронацию Людовика Заики в ноябре, но в первую очередь его занимала предстоящая королевская ассамблея, на которой Фродоин намеревался получить воздаяние за все свои жертвы. Он тосковал по Сервусдеи, но при нем, по крайней мере, оставался Жорди.
Изембард поднялся с постели, Берта все еще спала. Воин поморщился: недавние раны заживали, но до сих пор болели, стоило ему пошевельнуться. А самая глубокая рана не зарубцуется никогда. Он не смог помешать Ротель жить так, как она жила, и не смог уберечь ее от гибели. Изембарда почитали как героя, но он до конца своих дней будет влачить на своих плечах груз этого поражения.
Изембард накинул плащ поверх рубашки и по пустынным улицам побрел в сторону «Миракля». Рыцарь перескочил через каменную стену и проскользнул в конюшню.
– Элизия…
Женщина бросилась к нему и покрыла лицо поцелуями. У Изембарда полились слезы, он принял Элизию в свои объятия.
– Твоя сестра наконец-то свершила свое возмездие, – печально прошептала Элизия. – Она всегда была свободной женщиной, не забывай об этом, Изембард.
После жестокой ордалии хозяйка «Миракля» переменилась: Изембард понял это, встретив ее первый взгляд после возвращения в Барселону. Элизия перестала винить себя за запретную любовь, Элизия овдовела, и все равно их разделяла пропасть. Когда ласки мужчины стали более требовательными, она остановила Изембарда.
– Жизнь – это миг, – прошептал рыцарь, целуя ее в шею. – Уже завтра мы можем умереть.
Элизия подняла вверх голую руку. Выглядела она ужасно. Женщина смазывала руку медом, и красные ожоги уже затягивались белой кожей. Чувствительность постепенно возвращалась, но врачи до сих пор запрещали пользоваться израненной рукой.
– Твое дело – заботиться о Берте и о ребенке в ее чреве. – Элизия боролась с собственными чувствами. – Я воспитаю твоего первенца… Ламбера. – Она впервые сказала об этом вслух. – Года хочет, чтобы я снова вышла замуж.
Сердце Изембарда заныло. Элизия опустила голову: ей было больно говорить об этом шаге, но она хотела, чтобы Изембард все знал и сердцем принял такое будущее.
– Я выйду за капитана Ориоля. Он втайне любил меня все эти годы. В его глазах я угадываю доброго человека, он будет хорошо ко мне относиться. Ориоль собирается оставить службу у епископа и вообще перестать сражаться. Ему сорок три года, мне тридцать четыре. Не знаю, смогу ли я подарить ему сына, зато знаю, что он станет хорошим хозяином на постоялом дворе… Его любят и уважают в городе.