Экстерном буду. Тебе меня не придётся стыдиться!
* * *
Придерживая одной рукой рвущуюся провожать до самого вокзала Фирку, Песса Израилевна махала рукой вслед отмахивающимся мальчикам, пока пролетка не выехала со двора.
Вздохнув, женщина прижала к себе дочь и терпеливо ждала, пока та проревётся.
Гладя Фиру по голове, она мучительно подбирала умные слова. Подбирались они с трудом, завалянные за давней ненадобностью в самый дальний чуланчик памяти.
— Ты таки думай за хорошее, — Сказала наконец женщина, — Да, уехал! Не реви! Уехал, но обещал таки вернуться, а это уже как? Маленькая, но гордая победка нас и тебя! Мы таки сделали ему хорошо за Одессу, так?
— Так, — Шмыгнула носом дочь, не размыкая рук.
— Вот! Если ему не будет в этой гойской Москве большого нехорошо, то на будущий год мы таки можем ждать его во всеоружии красивой тебя и мине с разным вкусным.
— А если таки будет? — Встревожилась девочка, — Нехорошо?
— Тут уж што где, — Пожала плечами Песса Израилевна, — не угадаешь. А главное знаешь што?
Она отстранила дочку от себя, развернула её и широким жестом показала на оставленные книги.
— Это по-твоему серьёзно или как? Тут одних денег на полгода жить, а он тебе! Значит, што?
— Што?! — Фира подняла заплаканные, но сияющие нездешней надеждой глаза.
— Хочет! — Подняла палец мать, — Хочет вернуться до тебе, даже если сам того пока и не понимает. Ясно? За хороший нрав и чуть-чуть хозяйственность ты ему уже показала, красота у тебя будет только лучше, и он это понимает, потому как умный. Мальчик. Осталось только показать по приезду, што ты серьёзно отнеслась к его подарочным книгам, и тогда он совсем никуда, если ты только сама этого не захотишь!
* * *
Провожатово нашего до самой Москвы и самую чуточку потом, велено было слушать, считать за любимово дядюшку и называть Иваном Спиридоновичем. Кратенькую историю, кто есть кто из нас, выучили наизусть, а на случай не ожидаемых, но почти што и неизбежных несостыковок, дядюшка у нас двоюродный.
Такой себе бездетный, и потому приглядывающий за нами как за надеждой рода, успешный коммивояжёр и негоциант. Видим мы ево редко, но всегда так, што с его стороны подарки, а с нашей причёсанность и примерное поведение.
Физиономия такая себе одесская, што повернуть хоть на русского, хоть на грека или жида — на раз-два. Даже без краски и таково всего.
Губу нижнюю чутка оттопырить и одеть на лицо шаббатное выражение — Мендель как есть, ну или близкая родня. Такой себе идиш из тех, што и самих раздражает.
Развернуть горделиво плечи, нацепить па пальцы пару золотых перстней и намазать волосы, так один из коммерческих соплеменников Косты. Чуть иначе намазаться и вести — армянин.