— Да, — Вздохнул тихий Чиж, — я раньше думал, што царь, ето ну…
Он замялся и повернул лицо в небо, но почти тут же пожал плечами.
… — а он просто царь.
«— Переоценка ценностей», — Мелькнуло едкое и чуточку облегчённое в моей голове.
— Так он будет давить?
— И провоцировать, — Кивнул мне Бляйшман, — а нам таки ой как нужно пройти так, штобы не продавиться и не провоцироваться! Потому к гадостям таки готовимся, но через оборону и без обострений. Выстоим, так его и снимут. Ну то есть за царя я говорит не могу, но за умных людей через его окружение немножечко да, но только как подумать. Снимут не через царя, так через прессу и компанию посредством неё. Там сейчас такое подымается, шо хочется надвинуть шляпу до самых плеч и спрятаться в мамином погребе!
— Нам бы день простоять, да ночь продержаться[26], — Будто сами сказали мои губы.
Рабочие посёлки почти што все позапирались баррикадами, но промеж них шатались мальчишки из местных, работая почтарями. Я подумал было тоже, но как вспомнил через сношение посредством катакомб, так и подумал взад.
Дежурим только — так, как молодые глаза, а не с оружием, как боевики. Высмотреть што, да упредить успеть. Фира хотела было тоже, но тётя Песя при полном моём одобрении закрутила её за ухи обратно.
Военные выставили патрули, но солдаты стараются не замечать никово и ничево.
Промелькнул мальчишечка, ну и Бог с ним! Не стрелять же. Если офицер или унтер не начинает орать и тыкать пальцем, так ну и ладно. Не хотят, значица, кровь проливать народную.
После полуночи нас сменили на посту, но не успели мы уйти, как прибежал гонец от Пересыпи.
— Предлагают не идти на работы, сказавшись боязнью солдат!
Предложение пришлось по нраву не всем, потому как есть народ робкий и те, кто и так висит как первый кандидат на увольнение. Но против общества идти не решились, потому как среди людей живут. Новую работу найти ещё можно, а вот с новыми соседями сложней.
— Для газет приняли, — Важно сказала близкая к слухам тётя Песя, накладывая нам немножечко перекусить.
— Так боимся, так боимся! — Засмеялся я, а вслед за мной и Фира.
— Не балбесничай, — Тётя Песя упрела руки в бока, — На твоё хи-хи есть большая, средняя и малая политика, придуманная умными людьми! Как там…
Она наморщила лоб, вспоминая, но Фира вылезла поперёд матери, и затараторила:
— Через такое недоверие и опаску репортёры будут ждать любого ици… инцидента, выжимая из него максимум.
— Ну да, — Кивнула тётя Песя, умилённо поглядев на умненькую дочу, — как-то так.
Засыпал я тяжко, всё переживал за совесть. Вроде и сделал через Косту хорошее дело, а получилось как обычно. Ворочался, ворочался, вспоминал то горничную погибшую, то иных. А потом и заснул.