Выступление Are You Randy? близится к финалу. Инструменты умолкают один за другим, а затем их солист а-капелла пропевает последнюю ноту. Я бы с радостью сделал им комплимент, сказав, что клуб, услышав ее, погружается в тишину, но на самом деле в воздухе висит гул негромких разговоров. Впрочем, и это – результат выше среднего, так что группа получает свою порцию аплодисментов и одобрительных выкриков. Я тоже принимаюсь хлопать и замечаю, что девушка рядом со мной засунула два пальца в рот и свистит на старомодный манер. Звук выходит чистый и выразительный, напоминающий мне о бейсбольных матчах «Малой лиги». На девушке фланелевая рубашка, и я никак не могу решить – она надела ее потому, что пытается возродить единственный модный тренд последних пятидесяти лет, который еще никто не пытался возродить, или потому, что рубашка действительно такая чертовски удобная, какой кажется. У нее бледная кожа, а по прическе отчетливо видно, что она из частной школы, хотя она усердно старалась привести волосы в беспорядок, чтобы это скрыть. Следующая группа играла на разогреве у Le Tigre в их последнем туре, и, держу пари, эта девочка пришла сюда специально, чтобы на них посмотреть. Другой на моем месте попытался бы завязать дружеский разговор, просто, ну я не знаю, по-приятельски. Но мне кажется, что если я с кем-то сейчас заговорю, то смогу разве что вывалить на человека вот это все.
Том и Скот, наверное, уже согласятся уйти, если я предложу, но я почти уверен, что Дэв еще не определился, пойдет он с нами или нет, а я не хочу вести себя как последний козел, заставляя его ответить немедленно. Так что мне отсюда не уйти, и я это понимаю. И тут я смотрю направо и вижу, как Трис со своим новым парнем подходят к залитой пивом стойке, чтобы заказать еще одну порцию чего-то, что я не пью. Это точно она, и мне точно крышка, потому что толпа давит на меня, и, если я попытаюсь уйти, мне придется проталкиваться к выходу, и она увидит, как я сматываюсь, и точно поймет, что все это для меня невыносимо. А даже если это и вправду так, черт побери, я не хочу, чтобы у нее были доказательства. Она выглядит такой горячей, а меня пробирает мороз. Парень, стоящий рядом, держит ее за руку так, как никогда не сделает гей – ему даже в голову не придет, и я думаю, что свое доказательство получил. Я – устаревшая модель, он – новая, и я могу хоть целый год рубиться на своей бас-гитаре, но ничего, абсолютно ничего не изменится.
Она замечает меня. Ей не удается сделать вид, что она удивлена этой встречей – потому что она, конечно, знала, что я здесь буду, охренеть просто. Так что она лишь изображает легкую улыбку и шепчет что-то «новой модели» на ухо, и по их лицам я понимаю, что им вот-вот нальют напитки, и тогда они подойдут и начнут говорить мне «привет» и «хорошо выступили», и – как она может быть такой тупой и жестокой? – спрашивать, как дела. Мысль об этом невыносима. Я отчетливо представляю все это и понимаю, что должен что-то сделать – что угодно, – чтобы это прекратить.