И женщина смотрит вверх. Она смотрит прямо на него, хотя он и невидим. И она улыбается.
А потом раздается БУМ!
Удар грома.
Это гром, подумал Шэдуэлл, проснувшись в непоколебимой уверенности, что на него все еще кто-то смотрит.
Он открыл глаза, и тринадцать стеклянных глаз уставились на него с разносортных пушистых мордочек на многочисленных полочках будуара мадам Трейси.
Он отвел глаза и взглянул прямо в лицо кому-то, кто не отрывал от него взгляда. Это был он.
Ох, в ужасе подумал он, это у меня, значит, дух от тела отделился. Я себя самого вижу со стороны, ну, на этот раз мне точно конец…
Он судорожно замахал руками, пытаясь подплыть поближе к своему неподвижному телу, и в этот момент, как оно иногда бывает, точка зрения сместилась и встала на прежнее место.
Шэдуэлл успокоился и попытался понять, зачем нужно вешать зеркало на потолок в спальне. Так и не найдя ответа, он покачал головой.
Он сел, натянул ботинки и, покачиваясь, встал на ноги. Чего-то не хватало. Ага, покурить. Он порылся в карманах, вытащил жестянку с табаком и стал сворачивать самокрутку.
Ему снился сон, это точно. О чем был сон, Шэдуэлл не помнил, но о чем бы в этом сне ни шла речь, ему стало тревожно на душе.
Он прикурил и увидел свою правую руку: идеальное боевое средство. Оружие судного дня. Он наставил палец на одноглазого мишку на каминной полке.
– Ба-бах! – сказал он и издал неубедительный смешок. Он не привык издавать смешки и поэтому закашлялся, что знаменовало возвращение на более привычные позиции. Ему хотелось выпить. Скажем, сгущенки.
Наверняка у мадам Трейси есть сгущенка.
Громко топая, он вышел из ее будуара и направился в кухню.
У входа в кухню он остановился. Она с кем-то говорила. С мужчиной.
– Так что именно вы просите меня сделать? – спрашивала она.
– Ах ты, карга, – пробормотал Шэдуэлл.
У нее явно был один из этих посетителей, которые ей все время звонят.
– Откровенно говоря, дорогая моя, в данный момент в силу обстоятельств мои планы несколько туманны.
У Шэдуэлла кровь застыла в жилах. Он ринулся вперед прямо сквозь бисер с воплями:
– Грехи Содома и Гоморры! Думаете, врасплох взяли?! Прямо над моим хладным трупом!
Мадам Трейси взглянула на него и улыбнулась. В комнате больше никого не было.
– И хде он? – выдохнул Шэдуэлл.
– Кто? – спросила мадам Трейси.
– Какой-то чистоплюй-южанин, – сказал Шэдуэлл. – Я его слышал. Он здесь был, предлагал всякое. Я его слышал.
Рот мадам Трейси открылся, и тот же голос, который Шэдуэлл уже слышал, сказал:
– Не КАКОЙ-ТО чистоплюй, сержант Шэдуэлл. ТОТ САМЫЙ чистоплюй.