Голод тупо уставился на него.
– Э-э… я не уверен, что точно понял… – начал он.
Я ПОНЯЛ. ПОЕХАЛИ.
Шутци заскулил и бросился за спину Р. П. Тайлера, где и прижался к его ногам, дрожа всем телом.
Мотоциклисты уселись на свои машины. Тот, что в белом (по виду явный хиппи, подумал Р. П. Тайлер) бросил в траву на обочине пустой пакетик из-под хрустящего картофеля.
– Прошу прощения, – рявкнул Тайлер. – Это не ваш ли пакетик?
– О, не только мой, – ответил паренек в белом. – Он общий.
Р. П. Тайлер выпрямился в полный рост[53].
– Молодой человек, – начал он, – что бы вы сказали, если бы я пришел в ваш дом и стал повсюду разбрасывать мусор?
– Я был бы страшно, страшно рад, – мечтательно прошуршал в ответ голос Загрязнения. – Это было бы прекрасно.
На мокрой земле под его байком расплывалась радужно масляная лужица.
Взревели моторы.
– Я что-то не поняла, – сказала Война, – так почему мы должны разворачиваться у ворот церкви?
ПРОСТО СЛЕДУЙТЕ ЗА МНОЙ, сказал высокий, и все четверо сорвались с места.
Р. П. Тайлер уставился им вслед и смотрел, пока его внимание не привлек непонятный треск. Он обернулся. Мимо него мелькнули четыре фигуры на велосипедах, за которыми весело неслась собака.
– Эй вы! А ну-ка остановитесь! – вскричал Р. П. Тайлер.
ЭТИ притормозили, остановились и поглядели на него.
– Я знал, что это ты, Адам Янг, и твоя, уф… клика. Могу я узнать, что вы, дети, делаете на дороге так поздно ночью? Знают ли ваши отцы, что вас нет дома?
Ехавший первым велосипедист повернулся к Р. П. Тайлеру.
– Я что-то не понимаю, почему вы говорите, что уже поздно, – сказал он, – мне так кажется, мне так кажется, что если солнце еще не село, значит, еще не поздно.
– В любом случае вы уже давно должны быть в постели, – сообщил им Р. П. Тайлер, – и не надо показывать мне язык, юная леди, – это адресовалось Язве, – или я напишу письмо твоей матери и сообщу ей о прискорбном поведении и недостойных настоящей леди манерах ее отпрыска.
– Ну извините, пожалуйста, – обиженно буркнул Адам. – Язва просто на вас посмотрела. Я не знал, что где-то запрещается смотреть.
В траве на обочине началось какое-то волнение. Шутци, кобелек из тех особенно утонченных карликовых пуделей, которых заводят только люди, неспособные включить строку «Дети» в расходную часть семейного бюджета, подвергся нападению со стороны Бобика.
– Господин Янг, – приказал Р. П. Тайлер, – будьте добры отогнать свою… свою шавку от моего Шутци.
Тайлер не доверял Бобику. Когда он встретился с ним первый раз три дня назад, Бобик зарычал на него, и собачьи глаза засветились красным. Это подвигло Тайлера на сочинение письма, в котором он указывал, что Бобик, без сомнения, болен бешенством, безусловно представляет собой опасность для жителей и его следует решительно пресечь для Общего Блага; в этот момент его жена напомнила, что светящиеся красным глаза не являются симптомом бешенства и вообще бывают только в таких кинокартинах, которые никто из Тайлеров не будет смотреть под страхом смертной казни, но о которых им известно достаточно, чтобы иметь собственное суждение, благодарим покорно.