– Для тебя – все что угодно.
– Это не для меня, а для тебя самого.
– Да что ты темнишь, давай начистоту, чего ты там откопала? – Я стал терять терпение.
– Потерпишь, не в сказку попал. Сам попал и нас с Питом втянул.
– Ну, извини, сама знаешь, я не со зла.
– Да ладно, зато жизнь стала интереснее. Кстати, ты еще с этой русской барменшей живешь, которая из двадцатки?
– Ну да. А что такое?
– Очень хорошо. Расспроси ее для начала, что такое спецслужбы, и как они осуществляли внутренний мониторинг, а завтра утром ко мне в девять, как штык. Будем разгребать огромную кучу дерьма и проверять гипотезы.
– Как скажешь, – я, как всегда, ничего из сказанного не понял и на всякий случай начал готовиться к сюрпризам.
Уже на пороге Машка вдруг обернулась, обняла меня, коснулась губами уха так, что у меня забилось сердце, и очень тихо прошептала:
– Только никому не верь, Вилли. Ни-ко-му, понял?
Хлопнула дверью и уцокала по переулку, оставив меня стоять с разинутой пастью, эрекцией и пульсом под двести, зараза.
К Верещагиной я пришел ни свет, ни заря, не выспавшийся и злой, как собака.
Машенция, как ни странно, уже была на ногах, мало того, уже приготовила завтрак и теперь азартно серфила сеть.
– О, Вилли! А я-то думала, что ты опять протрахаешься до полудня. Ну, что, спросил?
– Ага, как же. Прикинь, как только Полли услышала, что ты ко мне заходила, пока ее нет дома, закатила такое представление, что я теперь реально сомневаюсь в ее психическом здоровье. У нее просто разом всю крышу снесло и закинуло на Юпитер. Пять часов орала нон-стоп, вся аж пунцовая, нос распухший, красный, как свекла, слезы ручьями, расхреначила всю бьющуюся посуду. Причем никаких мотиваций, только не требующий ответа вопрос-утверждение «Ты ее трахал?!». Под конец дала мне в морду со всей дури, хлопнула дверью и свалила в четыре ночи.
Верещагина хохотала так, что аж упала на диван и забила копытцами в воздухе.
– Вилли, это называется ревностью! Статья, между прочим.
– Да знаю я. Под конец уже еле сдерживался, чтобы не скормить ее паладинам, но жалко стало дуру. Упекут же, а она и так на все голову обиженная.
– Доложишь в ПСС?
– Нет, наверное. Но только если она будет держаться от меня подальше.
– В принципе она сейчас сидит на диване в своей конуре и ждет, что ты прибежишь к ней на коленях с извинениями и цветами.
– Ага. Непременно. С чего бы это мне поощрять психические паталогии?
– Что, и никаких больше шуры-муры с транстаймершами?
– Ни за что. Это был форменный абзац.
– Интересно, надолго ли?
– Отстань, Верещагина, прошу тебя, и так тошно. Расскажи лучше мне про теорию мирового заговора, или что там у тебя.