– Я знать ничего не хочу, мы спали в одной постели! – взвилась Ингеборга, вскакивая с места.
– Но это еще ни о чем не говорит, дочь моя, – возразил Гийом. – Вы понимаете, что я хочу сказать…
– Нет, не понимаю! Мы спали вдвоем, кто посмеет это отрицать? А все остальное никого не касается. Мы обвенчаны, и я его жена. А церемония в соборе? Он что, забыл? Теперь я не только его супруга, но и королева Франции!
– Король не забыл, тем не менее он просит вас удалиться в свое королевство. Собственно, не просит, а приказывает…
– Приказывает? В своем ли он уме? С какими глазами я вернусь домой? Да и по какому праву он так обращается со мной? Повторяю, я королева Франции, его супруга, и я никуда не поеду! Не затем я сюда приезжала, чтобы с позором возвращаться обратно.
– Это ваше последнее слово, дочь моя? – спросил аббат, уже догадываясь, чем все это может закончиться. – Больше вы ничего не хотите прибавить?
– Нет. Я все сказала.
– Вы рискуете испытать терпение короля, – сделал последнюю попытку аббат. – В гневе он страшен и непредсказуем. Что произойдет в результате вашего отказа подчиниться ему – об этом можно лишь догадываться.
– Что же может произойти?
– Он монарх – сильный, суровый. Его приказания должны тотчас же выполняться. Вспомните своего брата, ведь таков же и он. Как поступит он с человеком, посмевшим не подчиниться ему? Вам ли не знать? Я видел тюрьмы, а в них камеры и узников, которых никто не слышал. В Дании много тюрем…
– Он не посмеет! Я королева и буду жаловаться папе римскому. Ваш король еще пожалеет, что посмел так обращаться со мной. Если это всё, вы свободны, святой отец.
Аббат вышел из покоев, постоял в задумчивости. Посмотрев на дверь, ухмыльнулся:
– Не пришлось бы пожалеть тебе самой, королева. Да и королева ли ты? Не станут ли вскоре называть тебя иначе – сестрой?…
И отправился к королю, гадая, сколь велик будет гнев монарха.
– Каков наглец! – прошипела Изоарда. – Посметь выгнать жену! Не подчиняйся ему и не сдавайся, Ингеборга, ты имеешь все права на корону!
Аббат по пути встретил епископа, рассказал ему все, попросил защиты от гнева короля. В покои Филиппа они вошли оба. Выслушав отца Гийома, король приказал епископу – без гнева, словно давно обдумал такое решение:
– В монастырь августинок ее, в келью! И больше я не желаю о ней слышать.
– Датский король будет недоволен, государь. Помяните мое слово, он напишет папе, требуя справедливости, – попробовал возразить Этьен де Турне.
– Я все сказал! – коротко бросил Филипп и вышел.
Он не боялся папы. Тот знал: французский монарх всецело предан галльской церкви. В этом главное оружие Филиппа, а потому он может пренебречь гневом понтифика. И все же Целестин III не мог не отреагировать на события в Амьене.