И — концы в воду…
Но источники бывают не только у воды. Если подумать, источники бывают у чего угодно. Или почти.
Источник благодати. Источник богатства. Источник тепла. Источник света…
Источник света!
Но перед «света» должно быть еще какое-то слово или даже два. Слишком уж велик промежуток…
Встав из-за стола, я принялась ходить по комнате. Что-то вертится в памяти… «Источник чего-то там и света» — убей меня Господь, откуда мне знакома эта фраза? И выглядела она вроде бы совсем по-другому…
Я плюхнулась на кровать, сжала пальцами виски и зажмурилась. И тут же за сомкнутыми веками проплыли слова на мертвом языке, проплыли и исчезли.
Правильно, Господи, тебе следовало меня убить. Нет, убить такую растяпу мало. Превратить в кинкарскую лавочницу, ни на что иное она, растяпа, не годна. За два дня, что я мотаюсь по городу, эта фраза не меньше шести раз оказывалась у меня перед глазами. А может, и больше. Потому что каждый раз, направляясь в порт или пересекая Приморскую площадь, я окидывала рассеянным взглядом фасад церкви Святого Бернарда Эрдского. Над главным порталом там высечен барельеф: рука, протянутая из кучерявого облака, благословляет корабли с немыслимо надутыми парусами. Облако обвито каменной лентой с потускневшими бронзовыми буквами:
«FONS GAUDI ЕТ LUCIS»
Что, если верить жалким обрывкам книжной учености, сохранившейся в моей памяти, означает: «ИСТОЧНИК РАДОСТИ И СВЕТА».
Я не Бог весть какой знаток архитектурных стилей, особенно церковных, но, насколько я понимаю, церковь Святого Бернарда Эрдского не могла быть построена раньше середины прошлого века. Именно тогда имперские зодчие взяли манеру вместо островерхих шпилей церквей возводить купола. Так они вроде бы возрождали традиции другой империи, Римской, никогда, к слову сказать, своих колоний в наших краях не имевшей. На самом деле, говаривали много путешествовавшие люди, эти строения больше смахивали на мечети, прости, Господи, меня, многогрешную, за подобное сравнение.
Я пришла туда к утренней мессе. Народу было не много, хотя, разумеется, не так мало, как в кладбищенской часовне. Небольшой орган — сущий малютка перед тем, что стоял в Свантерском кафедральном соборе, — молчал, и пожилой священник с желтоватым цветом лица служил без воодушевления. Я купила свечу, чтобы поставить ее за помин души Мо Хантера, шкипера шхуны «Гордость Карнионы». Во-первых, потому, что Кривой Мо на своей «Гордости» и в самом деле о прошлом годе пропал в море, а во-вторых, это был хороший предлог оглядеться. Церковь, расположенная вблизи порта (правда, не на его территории), посещалась, судя по всему, преимущественно моряками и их близкими, несмотря на то, что Бернард Эрдский не был особенно почитаемым морским святым, вроде святого Николая-путеводителя или святого Христофора (а вот с чего Тальви почитали святого Христофора, между прочим? ). И как во многих иных церквах, особенно где есть гробницы святых, можно увидеть слепки исцеленных рук, ног и прочих частей тела — хоть и не всех, надо думать, — так здесь стены были увешаны изображениями парусников — из соломы, дерева, глины, латуни, изредка даже из серебра. К сожалению, этих трогательных даров от мореплавателей, коих от кораблекрушений и прочих напастей на водах спасла молитва Бернарду Эрдскому, было недостаточно, чтобы прикрыть фрески, исполненные в той не любимой мною манере, что представляет святых и мучеников такими, будто им поминутно необходим флакон с нюхательной солью. А ведь они, если верить тому, что им пришлось претерпеть, были довольно крепкими ребятами.