Гробовая тишина. Вытаращенные глаза. Отвисшие челюсти. Полное смятение. И самый отупелый вид, должно быть, у меня.
Прежде чем все это взорвалось ором, визгом, воем и свистом, то ли восторженным, то ли возмущенным, меня подхватили и повели вниз по дощатой лестнице. Спускалась я с меньшей уверенностью, чем поднималась.
Рук мне так и не развязали. Городская стража теснила толпу. Меня вели по проходу, где поместилось с десяток всадников. Теперь я видела, что один из них держал в поводу пегую кобылу под седлом. Кто-то грубо подхватил меня сзади и усадил в седло. Высокий человек, несомненно Гейрред из Тальви самолично, посмотрел на этот не самый изящный маневр, но, едва мои ноги оказались в стременах, отвернулся. Надо думать, он что-то сказал при этом своим людям, потому что отряд сразу же тронулся с места.
Мою кобылу хлестнули по крупу, и я едва не свалилась на землю, но, обхватив ногами лошадиные бока, удержалась в седле.
Я не чувствовала ни радости, ни облегчения. Возможно, я еще восплачу по простым и честным топору и плахе.
Возможно.
Выбравшись за городскую черту, ехали не долго, около часу. Но мне со скрученными руками и лиги было достаточно. Господин из Тальви бросил свой отряд в галоп, и это было хорошо, потому что на рыси я бы не удержалась. Хорошего вообще хватало. Например, тот болван, что взгромоздил меня на лошадь, не догадался усадить меня по-дамски. Боком в седле, без опоры, да еще не держась за поводья — для этого нужны привычки циркового гимнаста (каковые у нас в Кинкаре сроду не водились), а всякий иной, не исключая присутствующих, позорно свалился бы носом в грязь. А так, сидя по-мужски, с опорой на колени и стремена, вытерпеть можно. Правда, одежда была на мне самая что ни на есть женская, да еще порядком обветшалая, никаких вам крахмальных юбок, вроде тех, что были на почтенных матронах, собравшихся нынче поглазеть на мою казнь, и миткалевое платье непристойным образом задралось выше колен. И поправить его не было никакой возможности, да и проку тоже, если подумать, — еще больше бы мешало при верховой езде. Возможно, так оно с самого начала и было задумано — чтоб мне было стыдно, неловко и неудобно. Только, господин как-вас-там из Тальви, после того как тщательно подготовишься встретить геройскую смерть, подобные мелочи перестают обладать особым значением. Так, мусор.
Мы ехали по Свантерской дороге и, как я и предполагала, остановились у постоялого двора «Белый олень». Почему-то во всех провинциальных городах или возле них есть кабак или гостиница с таким названием — с чего бы? Я бывала здесь редко — слишком близко к городу, слишком на виду, — но бывала. Не самое худшее заведение в наших краях.