На мгновенье его охватило желание ощутить все то, что вот-вот почувствует Свальд — холодное дыхание ветра, гонящего драккар по волнам, соленые брызги от киля, режущего грудь моря, качающийся палубный настил под ногами…
И где-то глубоко под водой — не заметное никому, кроме самого Харальда, присутствие Ермунгарда. Мирового Змея, живущего на дне Мирового Океана, окружающего твердь…
Харальд шевельнул бровями, отгоняя мысли об отце, которого за всю жизнь видел раза два, не больше. И начал думать о другом.
Пока будет идти вдоль берега, надо бы посматривать, не выкинуло ли море на берег дохлую акулу. Акульей шкурой, жесткой и шершавой, натирали ручки весел, заглаживая их так, чтобы у гребцов не оставалось слишком уж страшных мозолей. Теперь ему потребуется много весел — для нового дракарра. Да и для прежнего, для его "Фриденорма" (Вольного Змея), не помешает запас…
Но это завтра, а сегодня Харальд собирался заняться другим. Он развернулся и зашагал к лестнице.
Старуха дожидалась его в проходе перед опочивальней. Как и было приказано. Харальд подошел, встал в шаге. Огонек светильника, заправленного тюленьим жиром и стоявшего на полке в конце прохода, высвечивал седые волосы, запавшие губы беззубого рта.
В глазах, наполовину скрытых морщинистыми веками, плескался страх.
— Ты уже стара. — Без всякого выражения сказал Харальд. — Но все еще ешь мой хлеб.
— Да, господин. — Послушно ответила старуха.
И замерла, уставившись в глаза, ярко сиявшие серебром даже тут, в полутьме.
— Что ты рассказала обо мне славянской рабыне?
— Которой из двух, господин? — Робко переспросила старуха.
— Я говорю о светловолосой.
— Забава? Забаве я сказала только… только то, что следовало, господин. Что наш ярл хороший, добрый. Говорила, как ей повезло…
— Она знает о том, что мои женщины долго не живут? И то, как они гибнут? — Спросил вдруг Харальд.
У воина, стоявшего за его плечом, расширились глаза. Впервые на его памяти ярл заговорил об этом открыто…
Голова старухи мелко затряслась.
— Нет, господин… я ей ни слова ни сказала. клянусь, господин… Только о том, как ей повезло. И как хорошо она будет теперь жить…
Не врет, подумал Харальд, вглядываясь в наполненное ужасом лицо.
— А той, темноволосой?
— Тоже ничего…
Взгляд глаз, прикрытых морщинистыми веками, вильнул.
А вот тут привирает, подумал Харальд.
С другой стороны, темноволосая с утра сама заявилась к нему в общую залу. И испуганной не выглядела. Так что если старуха и распустила язык, то выболтала ей не так уж много.
И уж точно не главное.
Он кивнул.
— Иди за мной.