— Клянусь, ярл, что буду драться за тебя, и встану там, где ты прикажешь. Что не предам, не струшу и не побегу. Клянусь, что не обману, не украду ни у тебя, ни у братьев по хирду. И пусть станет свидетелем моей клятвы ясень, дерево мужчин. Пусть ясеневые драккары сбросят меня в воду, а ясеневое древко копья обломится в руке, если я эту клятву нарушу…
Договорив положенные слова, воин отступил, следующий тут же поставил ногу на колоду. Харальд не стал убирать свою руку, и мужчина прижал ладонь к пальцам ярла, подведя ее снизу.
Стоять придется долго, подумал Харальд. Принятие клятвы у трех хирдов — дело не быстрое.
Он освободился лишь к полуночи. Буркнул, посмотрев на одного из Кейлевсонов:
— Болли. Распорядись, чтобы убрали те два тела, которые я приказал не трогать. Подними рабов, пусть баб похоронят прямо сейчас.
Болли тяжело вздохнул, набычился.
— Тут такое дело, ярл… одна из рабынь выжила. И Сванхильд об этом как-то узнала. Моя сестра оттащила ее в рабский дом. Баба, конечно, плоха. Может, все-таки помрет.
Выжить могла только Кресив, мрачно подумал Харальд. Из двух запоротых темноволосая была самой здоровой. И девчонка как-то сумела об этом узнать…
Наверно, придется все-таки сделать то, что предлагал ему Кейлев с самого начала — глупая баба пошла в баню и угорела. После того, что сделала для него Сванхильд, открытого противостояния с ней он не хотел.
Но и оставлять Кресив в живых нельзя, слишком уж та ненавидит девчонку.
— Пусть похоронят ту, что умерла, — распорядился он. — И принесут еду в мою опочивальню. Побольше, для меня. Чистую одежду в баню. Убби, Свейн, Бъерн, Ларс. Присмотрите за фьордом. Не думаю, что родичи вернутся, но осторожность не помешает. Убби и Болли, пройдитесь со мной до бани. Хочу знать до мелочей все, что случилось в мое отсутствие. Что, как, почему…
Вымывшись, Харальд вышел под темное небо. Теперь следовало отправиться в опочивальню, поесть и завалится спать.
Сначала проверю, как там Сванхильд, устало подумал он, поворачивая к женскому дому.
Девчонка дремала. Харальд отогнул покрывала, проверил повязку. Кровавое пятно, выступившее на ней, оказалось не слишком большим. И уже успело подсохнуть, прихватив ткань коркой. Значит, кровить перестало.
От нее пахло элем, медом, молоком. Всем сразу, зовущее и тепло.
И Харальд, не выдержав, переменил свое решение — выспаться одному, а ее оставить в покое до завтра. Собрал концы полотна, подстеленного под Сванхильд, сграбастал ее вместе с покрывалами, наваленными сверху.
Она открыла глаза, Но ничего не сказала. Взгляд был затуманенный, однако ясный. А веки красные, словно она долго плакала…