– Судя по всему да, сын мой, – поднял брови Эпернон. – Надеюсь, что шапка вам достанется.
– Луи де Ногаре де Ла Валетт, архиепископ Тулузский, – представил его герцог появившемуся в дверях Арману. – Мой третий сын.
Архиепископ Тулузский закатил глаза: герцог никогда не употреблял слово «младший», хотя законных сыновей после Луи у него не было.
Луи совершенно не походил на отца – ни ростом, ни толщиной, ни мастью, ни общим выражением бурного жизнелюбия.
Зато он очень напоминал своего старшего брата – на миг Арману показалось, что он видит перед собой Анри Ногаре.
«Когда это Анри заделался клириком и даже архиепископом?» – промелькнула у него безумная мысль. Младший Ногаре широко ему улыбнулся. Улыбка прогнала наваждение – зубы у Луи были слитные, как подкова, без малейшей щели.
– Отец вызвал меня на подмогу, – Луи Ла Валетт продолжал улыбаться. – Но я вижу, вы прекрасно справились без меня, верно?
Глава 42. Великое примирение (сентябрь 1619)
Заливает пот… Жара… Июль… Скрип песка под ногами. Удар. Укол! Как трудно бежать по песку… Сердце выпрыгивает из груди. Теминь молод, молод, молод! И в бешенстве – как будто имеет на Анжер больше прав!
Перевод из терции в приму? Староват он для таких фокусов. На войне другое дело – а на дуэли чем проще, тем лучше – выпад, удар! Плечо!
Добить, добить его… Трус! Не убежишь! Сизые башни цитадели – что винные кружки. Пора наполнить их кровью!
Добить Теминя – зачем ты прячешься за свою лошадь, мальчик? Проткнуть тебя вместе с конем – но животное не виновато, что его хозяин – трус! Выпад! Взмах лошадиного хвоста…
Как больно.
Сердце сейчас лопнет.
Я убью тебя, мерзавец! Не уйдешь!
Шея тонкая и скользкая от пота – настоящая шея труса!
Сизые башни Анжера в ярко-голубом небе – круглые, как облако, что заслонило солнце. Когда солнце вновь выглянет – меня уже не будет…
– Как христианина, вас должно порадовать известие, что ваш брат получил перед смертью отпущение грехов, – голос Берюля журчит ручейком, круглое лицо выражает искреннюю скорбь. – Он едва не задушил своего противника, несмотря на смертельную рану в сердце. Я вижу промысел Божий в том, что я случайно проходил мимо цитадели в столь ранний час и даровал вашему брату последнее утешение.
– Лучше бы вы даровали последнее утешение его противнику, – Арман поднимает запавшие глаза. – Теминь дрался нечестно?
– Он дрался, как подобает дворянину, – мнется святоша. – Дуэль есть дуэль. Я никогда не слышал, чтобы удар наносили из-за крупа лошади, отсекая ей хвост, но в поединке позволительно пользоваться всеми подручными средствами.