– С Альфонсом мы вместе обедали в прошлый четверг – он разъяснял мне особенности монетарной политики ордонанса Франциска Первого и его отличия от ордонанса Блуа.
Арман ощущает легкую зависть к Клоду – с его кодексами, словарями, остро очиненными перьями и дорогой бумагой – к атмосфере диспутов, коллоквиумов, изучения Аристотеля и кодексов почивших королей. Арман был в этом хорош. Очень хорош, это хором признавали все профессора Наварры. Он покинул коллеж с блестящей латынью, отличным испанским, приличным итальянским, наизусть затверженной античной классикой…
А теперь его учеба – это манеж и фехтовальный зал. Запахи навоза, сбруи и пота – человеческого и конского. Сегодня отработка приемов кавалерийского фехтования… Садись на обтянутое кожей бревно, долженствующее изображать коня, и маши шпагой под возгласы синьоре Умберто: «Спина прямая! Ноги вытянуть! Пятки вывернуть наружу!»
– Не пойду я в манеж, вот что, – решает он, проглатывая последний кусок пирога. – Я у тебя спать останусь.
– Конечно, спи. Проснешься – пошли этого бездельника за обедом. Куда в сапогах на постель?!
Последнее, что чувствует Арман, перед тем как провалиться в сон – как с него осторожно снимают ботфорты.
Проснулся он, когда короткий декабрьский день уже заканчивался. Гийом чистил башмаки и явно не желал отрываться от своего занятия, чтобы бежать в трактир.
– Сударь, хотите колбасы? – он кивает на стол, где, прикрытая салфеткой, лежит нетронутая колбаса.
– Селестина дала тебе две палки?
– Ага, сударь, мы обменялись, – ухмыляется слуга.
Он ровесник Клода и похож на него фигурой – такой же бочонок. Но если Клод лицом напоминает раздобревшего херувима, то физиономия Гийома точно топором рублена, и глаза как укропное семя – маленькие и косые. Впрочем, он разделяет манию хозяина насчет чистоты и не ворчит целыми днями, как старик Дебурне. С Клодом они живут душа в душу.
Закусив хлебом с колбасой, Арман думает, не зайти ли к Альфонсу. Он хочет увидеть брата, но тот, скорее всего, на лекциях.
Арман наконец-то идет домой, где встречает камердинера в крайне взволнованном состоянии духа.
– Сударь… – восклицает Дебурне, падая на скамью – надо же, ноги его не держат. – Вы целы?
– Да, со мной все в порядке, – уверяет Арман, предчувствуя недоброе. – Что стряслось? Наш добрый король опять сменил веру*?
– Только что ушел герцог Анри, – не обращая внимания на попытки хозяина шутить, причитает слуга. – Чуть-чуть вы с ним разминулись. Он сказал, что барона Аржана убили сегодня на рассвете. Закололи, как собаку, со спины. Говорят, он возвращался со свидания с дамой, муж которой очень уж рассерчал, что обзавелся рогами.