– Чувствительность и ничего больше? Мой внук видел убийство и глумление над телом, а ему еще и пяти не исполнилось!
– Что она, бедняжка, в лесу-то делала? – спросила служанка Луиза. – Опять свидание?
– Разумеется, – Арман живо представил себе, как бабушка гневно хмурится и выпрямляет и без того ровную спину. – С кузнецом нашим. Его сразу зарубили.
– Святая Мадонна! Если б не Манон, мы бы и не услышали ничего. И мост бы не успели поднять. А так кроме Манон и кузнеца все живы, только Этьен ранен. В Гленэ, – тут голос матушки затихает до еле слышного шелеста, – ворвались в замок, перебили всех – и крестьян, и слуг, и господ: и старого маркиза, и бедную мадам Аделаиду, и Франсуа, их младшенького, – тоже горло перерезали.
– Сразу? – служанка шепотом задает малопонятный Арману вопрос.
– Не знаю, дитя мое. Будем надеяться, что сразу. Вернется Камилл и все расскажет.
– Будут они щадить, как же. За ножки – да об угол. Всю жизнь твержу: держите порох сухим, а мост – исправным! – палка стучит в пол.
– Тише, мама, Арман проснется, – просит матушка.
– Когда новый маркиз приедет из Парижа, скажу ему еще раз про мост, Сюзанна.
– Приедет ли? – вздыхает матушка. – Лигисты опять наступают.
– Не лигисты, а швейцарцы.
– Да какая разница? – вздыхает служанка. – Что лигисты придут – жгут да убивают, что швейцарцы, что гугеноты из Пуатье… В Гленэ конюшню подожгли – прямо с лошадьми. Те, бедные, двери выбили – и носились по двору как факелы, с гривами огненными.
– Се Апокалипсис! Последние времена настали, спаси нас Матерь Божья, заступница, избавительница… – тихо плачет матушка, и в комнате воцаряется молчание.
Арману проваливается в сон, где Манон с перерезанным горлом вновь и вновь падает на красную от собственной крови траву.
*«Авиньонский мост» – французская народная песня. Перевод автора.
**Schnell (нем.) – быстро.
***Schwein (нем.) – свинья.
Глава 15. Альфонс (1603, 17 лет, Париж)
– Мсье Арман, проснитесь! Мсье Арман! – от удара по щеке Арман проснулся. Увидел хмурого Дебурне.
– Опять я кричал?
– Да, сударь. Я никак вас разбудить не мог: и звал, и тряс…
– Благодарю, – Арман потянулся, обтер подолом сорочки мокрое лицо и глотнул вина, поданного камердинером. – Сколько уже пробило?
– Шесть. Изволите одеваться?
Арман кивнул: после кошмаров хотелось к людям, в класс, за книги, в седло – что угодно, лишь бы отвлечься. Но попасть в этот день в манеж маркизу было не суждено – за завтраком Дебурне принял от посыльного письмо. Печать матушки. Прочитав письмо, Арман обменялся с камердинером тревожным взглядом.