– Вы, сударь, и за вином тянетесь словно Адам в Сикстинской капелле, – заметил как-то Дебурне, вызвав у хозяина гомерический хохот.
Впрочем, хохотать он позволял себе только наедине с камердинером, да и то редко. В ход шли все больше вкрадчивые усмешки, жемчужные улыбки и короткий грудной смех – словом, арсенал записной кокетки. Арман видел, насколько ошеломляющее впечатление производит его modusoperandi даже на искушенную римскую публику, и по возвращении на родину рассчитывал преуспеть при дворе.
Тем более что король к нему благоволил. На короткой аудиенции перед отъездом в Рим Генрих IV весьма тепло его принял, упомянул о заслугах отца и обещал лично написать Папе Римскому.
– Не вижу причин, по которым вы не могли бы занять место епископа, не дожидаясь положенного возраста. Ваша уверенность в себе и ваши академические заслуги сделают из вас примерного служителя Церкви.
– Больше всего на свете я хочу служить моему королю, – склонился в поклоне Арман.
– Адвокат у Святого Престола мне не помешает, – расхохотался король. – В конце концов, я же сделал епископом Меца своего сына от мадемуазель д’Антраг, хотя ему всего шесть лет!
Кардинал Жуайез как будто присутствовал при той аудиенции – впрочем, Арман не удивился бы, узнав, что тому известно дословное содержание всех разговоров короля.
– Вы весьма преуспели в деле защиты интересов монарха, – произнес Жуайез. – Его Святейшество даже перестал называть Генриха Четвертого «рыжим псом Апокалипсиса»…
Его губы изогнулись в иронической усмешке.
– Я счастлив служить Его Святейшеству и его величеству, – прочувствованно блеснув глазами, ответил молодой собеседник.
– Я поздравляю вас, епископ Люсонский! – хмыкнул кардинал. – Филипп Третий, Его Католическое величество*, – лучший друг Святого престола, но, как говорит Экклезиаст, двоим лучше, чем одному. Монополия не всегда безусловное благо.
– Да, ваше высокопреосвященство, – еще раз поклонился Арман.
– Монополия не всегда благо… – повторил Жуайез, и лицо его помрачнело. – Не все разделяют эту точку зрения – и во Франции, и за ее пределами. Существуют опасения, что некоторая беспорядочность личной жизни Генриха Четвертого может привести его к прежним ошибкам…
Длинные пальцы кардинала забарабанили по фигуре Тристана на крышке – играющего в шахматы с Изольдой. На пару хмуро смотрел король Марк с боковины шкатулки.
– В корне неправильные опасения! – Арман привстал со своего кресла. – Совершенно необоснованные.
– Четыре месяца назад в Лондоне казнили Гая Фокса, – впервые на лице кардинала промелькнуло что-то похожее на искреннее чувство. – Не удалось взорвать Парламент и короля Якова.