— Какое еще место? — подозрительно переспросил инженер.
— Проспект Аллея, семнадцать, — уточнил Кальман. — Не буду повторять весь наш телефонный разговор, напомню только: 402—913… Но думаю, что и вам лучше не ходить туда.
— А что случилось? — спросил испуганный инженер. Из того, что он услышал от Кальмана, ему стало ясно, что перед ним человек Рельната.
— Напали на мой след. Хорошо еще, что мне удалось уйти.
— Значит, я в опасности? — Даницкий вскочил со стула и уставился на незнакомца.
— Не надо нервничать! Сядьте, — успокоил его Кальман.
Инженер с опаской огляделся.
— Сударь, — почти умоляюще начал он, — прошу вас, оставьте меня в покое. Я уже больше не могу — нервы… Это просто ужасно, я сойду с ума. Ну почему вы решили исковеркать мне жизнь? Ведь вы же обещали еще в прошлом году оставить меня в покое!
Кальман безучастно посмотрел на инженера. Ему ни чуточку не было жаль его.
— Мы знаем, Даницкий, что нервы у вас сдали, — сказал он. — Для того я и прибыл сюда. Забираю дела от вас в свои руки. — Не зная конкретного задания, полученного инженером, он умышленно подбирал расплывчатые выражения.
— В том числе и радиоаппаратуру? — с надеждой подхватил Даницкий.
— Нет, пока еще нет. Но можете упаковать ее и спрятать подальше. Как только представится возможность, я заберу у вас и радиопередатчик. А пока введите меня в курс связей.
Даницкий облегченно вздохнул, словно сбросив с плеч непосильную ношу.
— У меня их две, — сказал он. — Доктор и Балаж Пете.
— Пете в безопасности?
— Мне кажется — да.
— А Доктора где я найду?
Даницкий, словно школяр, хорошо вызубривший урок, отбарабанил:
— Доктор Чаба Сендре, улица Аттилы, семьдесят четыре. Пароль: «Меня прислал профессор Добош га рентгеновскими снимками». Отзыв: «Я получу их только вечером в семь часов». — «Сколько на ваших часах, господин доктор?» На этот вопрос Доктор должен назвать точное время, а вы — сверить его со своими и сказать: «Не знаю, что произошло с моими часами: отстают за сутки на пять минут». Это все.
Кальман записал сообщение Даницкого, затем сказал:
— Все в порядке, Даницкий. И еще один вопрос. Скажите, вы не помните некоего Пала Шубу?
Даницкий посмотрел в потолок и несколько раз повторил вслух:
— Шуба… Шуба… Знакомое имя…
— В сорок четвертом по заданию Шликкена вас подсаживали к нему в камеру, — сказал Кальман.
— А-а, теперь припоминаю! — оживился Даницкий. — Точно. Шуба. Молодой человек. Тогда ему было лет двадцать пять. Я должен был разыграть перед ним арестованного коммуниста.
У Кальмана от волнения даже в животе закололо. Он сел, закурил и сделал несколько частых затяжек.