– Эй ты, свинья! – крикнул один из них. – Невольника купить не желаешь?
Бордак бы легко снес головы обоим, но сейчас и здесь сделать этого не мог.
– Не желаю, – коротко ответил он.
– Что так? – сощурился второй. – У нас есть очень хороший товар.
Они расступились, и Михайло увидел позади них человека, стоявшего на коленях, с вырванными ноздрями и отрезанными ушами. Даже трудно было с ходу сказать, кто это, мужчина или женщина.
– Смотри, литвин, какой хороший товар, – засмеялся первый. – Только к себе привезешь, народу много сбежится посмотреть на это чудовище. И просим за него мало, всего триста акче.
У Бордака задергалось веко. Он начал терять самообладание.
– Послушайте, вы, жертвы кальяна и собственной глупости! Я не покупаю людей.
– А что ж тогда делаешь тут?
– Э-э, какая разница, что он тут делает? Не хочет покупать товар, пусть платит за посещение рынка.
Сбоку раздалось угрожающее:
– И кто тут устанавливает плату за посещение рынка?
Обкуренные татары повернулись на голос, схватившись за рукояти своих кривых сабель, и тут же отпустили их.
– Курбан-ага?
– Я спросил, кто?
– Да мы, Курбан-ага, пошутили.
– Где взяли изуродованного невольника?
– Так он уже не жилец, сосед Вахида, – кивнул младший на старшего, – так отдал.
– А вы в литвина вцепились? Забыв, что за нарушение порядка на рынке любого ждет наказание? Хотя чем вам помнить, если головы прокурили. Так, сейчас забирайте невольника и проваливайте! Если еще раз увижу в городе, прибью. Поняли, торгаши?
– Да, да! – Бросив умирающего человека-раба, татары бросились бегом по ближней улице.
Бордак взглянул на невольника. Но тот уже ничего сказать не мог, завалился на бок и хрипел, изо рта шла пена. Он умирал.
– Оставим его, все одно помрет, избавится от мучений, пойдем, Михайло.
– Куда?
– Есть тут неподалеку один дом, там и поговорим спокойно. Ведь ты же хотел говорить со мной?
– Да! Идем. Указывай, куда.
– Прямо в проулок.
Идти пришлось недолго. Пройдя два переулка, уперлись в тупик. Вернее, в площадку, огороженную заборами и не имевшую дальнейшего свободного пространства. Свернули вправо, зашли во внутренний двор обычного для этой местности дома. Во дворе – никого. Перед входом сняли обувь. Далее Курбан провел Бордака в комнату, разделенную занавеской на две половины, мужскую и женскую. Зашли, естественно, в мужскую половину. Там у передней стены на нарах, укрытых ковром, восседал среди подушек татарин в одежде не простой, но и не вельможной. Он привстал при появлении гостей.
– Салам, Камиль! – кивнул Курбан.
– Салам, Курбан! – ответил татарин и, посмотрев на Бордака, проговорил: – Ты, Курбан, точно русского привел? Не похож он на московита.