— Ты не за то думаешь, Марфа, — успокаиваем мы Ташкента.
На войне тоже должен быть юмор. Без него люди сходят с ума.
Потом мы погрузили мясо в машину и с выключенными фарами поехали опять к Кроту. Стемнело, но небо подсвечивало дорогу, а то с моим опытом да ещё и без фар, в полной темноте, мы далеко бы не доехали[194].
Николаевская ТЭС разгорелась ещё сильнее.
— Ох, как дым разошёлся. С Николаевки на Черевковку, — говорит Артист.
Приехав на позиции Крота, мы разгрузили мясо. К тому времени к нему заскочили несколько ребят из Николаевки и рассказали о боях на дальнем кордоне города[195].
— Мне только что сказали, что Моторола в Николаевке раненный в окружении. Информация попахивает враньём, но всё может быть, — поведал нам ополченец с позывным Утёс (позывной дали такой, потому что он из НСВТ «Утёс» подбил в Славянске неприличное для укров количество бронетехники).
На деле так и оказалось. Моторола был в здравии и почти весь состав подразделения сохранил. Но последний форпост перед Семёновкой и Славянском был уже не наш. 3 июля укропы окончательно вытеснили силы Народного ополчения с переднего кордона Николаевки, и нам пришлось отступить.
После отступления из Николаевки Стрелков очень рассчитывал и надеялся на роту Минёра, которая держала оборону на рубежах Николаевки, находящихся ближе к Славянску.
В ночь на 4 июля его рота разминировала свою подконтрольную территорию и «снялась» в направлении Горловки. Минёр бросил позиции на стратегически важном направлении и сбежал в тихую Горловку к Безлеру. Там ведь практически не стреляли, как в Славянском гарнизоне.
У ополчения есть подозрения, что Игорь Украинец (именно так звали Минёра) вступил в переговоры с врагом и поэтому оставил позиции. Но не страшно, если бы сбежал один, а он смог увести с собой практически всю роту, которая насчитывала 120 бойцов. Имея стандартный авторитет командира, он вместе со своим замом Филином сказал подчинённым, что ему поступил приказ передислоцироваться в Горловку.
По данным некоторых источников в Горловке, у Безлера он оправдывал свой побег разногласиями с вышестоящими командирами, но никакие оправдания в данном случае неуместны… Также Минёра подозревают в сотрудничестве с врагом. Первое: по неведомым нам причинам позиции Минёра практически никогда не обстреливали укры. Его ребята жили в промышленных ангарах, а не в окопах, и даже ни у кого мысли не возникало о возможной бомбёжке. Второе: рота Минёра своим побегом оголила важнейший участок фронта, без которого дальнейшая оборона гарнизона становилась практически невозможной. Несмотря на то что, поняв неладное уже в Горловке, некоторые бойцы вернулись в осаждённый город, это предательство послужило прологом для выхода всей славянской группировки. Третье: перед уходом он разминировал свои позиции. Если бы человек решил просто свалить, то зачем ему обезвреживать мины и снимать растяжки? Есть несколько версий: или ему хорошо заплатили укры, или когда Николаевка пала, он решил заключить с украми договор — «я оголяю фронт и снимаю минные поля, а вы даёте спокойно уйти всему нашему составу».