София была уверена — император у детей, как и всегда, и не ошиблась. Когда она вошла в детскую, его величество о чем-то разговаривал с Агатой и Александром, сидя на корточках, и, оглянувшись на Софию, приветственно улыбнулся.
— Доброе утро. — Доброе утро, ваше величество, Агата и Александр, — сказала девушка, подходя ближе и чувствуя, как губы растягиваются в радостной и предвкушающей улыбке. Император поднялся, а дети кинулись к ней, тоже желая доброго утра и спрашивая:
— А что это у вас в руках, Софи? Что? Она засмеялась — даже если дети королевской крови, они в первую очередь все-таки дети. Милые, любопытные, любящие игры и подарки. Особенно подарки!
— Это вашему папе, — ответила она, протягивая императору свернутый в свиток рисунок. — А это вам. — И София отдала Агате и Александру коробки с конфетами. Наследники не знали, куда смотреть — то ли заглядывать в коробки, то ли, подпрыгивая, пытаться увидеть, что там, в том свитке, который разворачивал их отец.
Удивленная улыбка на лице императора стала для Софии лучшей наградой за труды. — Софи… — Голос его был хриплым. Он опустил рисунок ниже, чтобы разглядели дети, и они сразу восторженно протянули:
— О-о-о! Это же мы-ы-ы! — Ну да, — девушка кивнула, смеясь. Посмотрела на императора — и ее залило ласковым теплом. В его глазах она увидела радость и благодарность. — Спасибо, — сказал он просто, а затем обратился к наследникам: — Только не ешьте все за раз. Растягивайте удовольствие.
Дети лукаво улыбались и чуть подпрыгивали, держа в руках открытые коробки, в каждой из которых было двенадцать конфет. — Невозможно съесть все сразу, — пояснила София. — Я попросила маму зачаровать коробки. В день можно взять только одну конфету.
Александр захихикал, Агата громко сказала «Ну вот!», а император, хмыкнув, заметил: — Вы все предусмотрели, Софи. — Да. Охранники, которые проверяли меня на входе во дворец, очень смеялись, когда обнаружили это заклинание. Сказали, что я, — она развела руками, — издеваюсь над детьми.
Эти самые дети расхохотались, и его величество, ласково погладив их по головам, произнес: — мне пора. Он поднял взгляд на Софию, и ей показалось, что он хотел сказать что-то еще. Но сказал лишь: — Увидимся на обеде.
* * *
Перед тем, как отправиться на совещание, Арен заглянул к себе, чтобы оставить рисунок Софии на столе. Минуту он стоял на месте, рассматривая живые глаза собственных детей, их радостные улыбки, ямочки на щеках, волосы, к которым он так любил прикасаться.
Когда она успела нарисовать это? Раньше или, может, ночью? Или утром? Впрочем, какая разница. Ее искреннее счастье, настоящий восторг, который она испытывала, протягивая ему этот рисунок, а детям конфеты, тоже стали для Арена частью подарка.