Меня заводят в палату. Солнечно. Три кровати, моя слева, а справа сидит девушка месяце на седьмом. Здороваюсь. Ее зовут, кажется, Оля, пусть будет Оля.
Она лежит на сохранении. Сохраняет своего семимесячного мальчика. Жалуется на невкусную еду и папаверин… Она сохраняет здесь, напротив меня. Я каждую минуту все эти дни буду теперь смотреть на ее живот, как она гладит его, как она разговаривает со своим малышом, спрашивает врачей о том, как скоро уже их выпишут… жалуется, что он пинается сильно, и ей неудобно спать… Я содрогаюсь при одной мысли, что она будет здесь рядом все это время со своим малышом… Выдержу ли я?! Эта пытка хуже, чем в любом концентрационном лагере. Я бы предпочла полную изоляцию, одиночную камеру с голым полом без кровати, что угодно, но только не это соседство… Это слишком жестоко, это БЕСЧЕЛОВЕЧНО!
«Как тебя зовут?» – спрашивает она. «Наташа», – я пытаюсь улыбаться… пытаюсь быть вежливой, мне же нельзя расстраивать беременную… Но я чувствую, как зависть, ненависть, раздражение все вскипает во мне, подкатывает к горлу комом… но я улыбаюсь, вымученной улыбкой… ложусь на кровать, лицом к стене, говорю, что устала, хочу поспать… Потому что просто не могу на нее смотреть, слышать ее голос… Слышу, как приносят обед, и она что-то говорит санитарке про невкусный суп, что она не может его есть… Жри ты свой суп! Хочется заорать мне! И вылить ей эту тарелку на голову! Жри! И не ной! У ТЕБЯ ВСЕ ХОРОШО! Ты носишь своего живого ребенка! Ты СЧАСТИВА! А я НЕТ! Жри это чертов суп и радуйся!
Не знаю, как назвать это время… эти два или три дня, пока я нахожусь в роддоме в ожидании родов, жду, пока из Москвы перешлют какой-то редкий препарат (мама договорилась), чтобы стимулировать родовую деятельность, ребенка надо из меня как-то извлечь, и, конечно, желательно без кесарево… Я не вникаю во все это… мне все равно… рожать, резать… мне все это кажется таким малозначимым, эти попытки сохранить матку… для «будущих детей»… каких будущих? Она еще здесь во мне, моя девочка. Вот уже три или четыре дня во мне моя мертвая малышка. Я привыкаю к этой мысли. Я больше не разговариваю с ней. Я испытываю вину от того, что мой организм живет при этом своей жизнью и иногда, когда я лежу на кровати, в мою голову начинают пробираться какие-то эротические фантазии… Мой насыщенный эстрогенами организм требует разрядки, и я ненавижу его за это, ненавижу себя за то, что мой организм позволяет себе возбуждаться тогда, когда внутри меня мертвый ребенок! Как?! Это несовместимо!!! Это противоестественно! Но это возбуждение нарастает, и с ним ничего невозможно сделать, приходится подчиниться, и это так унизительно, так кощунственно… брезгливо. Я ненавижу себя еще больше! Но где-то в глубине души я ловлю себя на мысли, что эти минуты вырывают меня из жестокой реальности в мир фантазий… Это несколько минут без боли, без отчаянья, без страдания. И тут же мысль: я не имею права на эту минутную слабость, не имею права на удовольствие, я не состоялась как мать, я не уберегла свое дитя… Я ничтожество! Я жалкая похотливая тварь, которая не может даже справиться со своими низменными инстинктами… Какая же я после этого мать?! Я ничтожество!