Мэтью поворачивается к Мэй:
– Так и будешь сидеть, как будто ничего не произошло?
Привлеченные громкими голосами, в библиотеку стекаются студенты.
– Айанна! – окликают они через маску. Мало кто отваживается подойти. – Айанна! – зовут издалека.
Где-то в соседнем корпусе парень Айанны жарит попкорн или запускает стирку – а может, думает о возлюбленной.
– Она сказала, что в порядке, – говорит Мэй, но ее не слышат. Лицо под маской вспыхивает, глаза саднит. – Минуту назад с ней все было хорошо.
Айанна лежит неподвижно, но если присмотреться, видно, как колеблется спина в ритме дыхания.
Опасный рубеж: два случая в один день.
– А эта, – Мэтью тычет пальцем в Мэй, – сидела и читала, словно ничего не произошло.
Не дожидаясь приезда «скорой», Мэй запирается в своей комнате и сворачивается клубочком на ярко-зеленых простынях, купленных специально для колледжа. В простынях воплощалась ее надежда измениться, стать чуточку другой – менее серьезной, слегка взбалмошной и не такой робкой.
Горло перехватывает от слез. За стеной бормочет телевизор – есть ли на свете более одинокий звук?
Мэй появляется лишь к обеду следующего дня и только тогда узнает: заболели еще двое.
Веки подрагивают. Дыхание неровное. Мышцы вялые. С каждым новым пациентом Кэтрин убеждается – всем им снятся сны.
Случаи совершенно нехарактерные. Именно любопытство заставляет Кэтрин всякий раз возвращаться.
Во время третьего визита в Санта-Лору врач-сомнолог подтверждает: сканирование головного мозга показало, что пациенты действительно видят сны.
Сновидения никогда не интересовали Кэтрин. Психиатрия давно ушла в другое русло. Большинство коллег считают сны откровенной бессмыслицей, хламом, наобум сгенерированными электрическими импульсами мозга. В лучшем случае сны как религия – стихия, неподвластная науке.
Но тем же вечером, собираясь в долгий обратный путь, Кэтрин одолевает один и тот же вопрос: о чем грезят эти дети?
Может, о тех, кого уже нет на свете, о родных, упокоившихся в могиле. Или о вторых половинках, реальных и вымышленных, о девочке в баре, о старом приятеле. А может, им, как иногда Кэтрин, снится рутина: захламленные столы, мониторы, гул стиральной машины, звяканье тарелок, шум газонокосилки. Или они летают во сне. Или убивают. Кому-то снится беременность и всепоглощающая радость. Кому-то – беременность и всепоглощающее отчаяние. Как знать, вдруг единицам повезет сквозь дрему отыскать ответы на терзающие их вопросы – как это произошло в девятнадцатом веке с немецким химиком[2], который утверждал, что формула бензола явилась ему во сне.