Лужайка у пункта назначения хлюпает под ногами, вопреки засухе трава здесь всегда зеленее, чем в соседних дворах. Кусты белых роз колышутся на ветру, лепестки рассыпаны вокруг, точно конфетти.
– Я тут работаю няней, – поясняет Мэй. В гараже нет «мерседеса», но фонарь над крыльцом горит. – Хозяева сейчас в отъезде.
Так до смешного просто повернуть ключ в замке, так легко пальцем набрать код, отключающий сигнализацию.
Внутри пахнет свежим бельем – и безопасностью, словно никакая беда не в силах проникнуть в уютные стены. Безопасностью веет от мраморных столешниц на просторной белой кухне, от обилия медной утвари. Ею веет от миниатюрных суккулентов в керамических горшках – по горшку на каждом подоконнике. От блеска паркета в свете автоматических люстр, создающих иллюзию, что дом обитаем, хотя в действительности это не так.
– Надо разуться, – предупреждает Мэй.
На лице парня написано сомнение, однако он покорно сбрасывает сандалии, местами обмотанные скотчем, – никто в колледже не носит таких. Мэй старается не замечать, какие грязные у него ноги, когда те ступают на молочно-белый ковер в гостиной.
– Интересно, где хозяева? – бормочет Мэтью, пока Мэй убирает сандалии на полочку в шкафу, словно оправдываясь: по крайней мере, мы поставили обувь на место. – Может, им известно больше других.
– Нет, они давно собирались в круиз.
Мэтью издает короткий смешок. Маски на нем нет, и Мэй впервые замечает очертания его рта, тонкие губы, намечающуюся щетину, убористые, точно плитка, зубы – результат длительного ношения брекетов.
– Ты хоть раз задумывалась, зачем им такой огромный дом? – продолжает Мэтью. – В смысле для чего людям столько вещей?
Он берет с подставки на пианино фигурку птички и играет с ней, как ребенок с самолетиком.
– Осторожно! – вырывается Мэй.
Напрасно они сюда пришли.
Над камином мерцает медового цвета гитара с витиеватым автографом на корпусе. «Это трогать нельзя», – внушала Мэй двухлетней девчушке, дочери владельцев дома, которая только начинает постигать, что можно, а что нет. «Низзя, – лепечет кроха всякий раз при виде гитары, – низзя».
Зато Мэтью тянется к инструменту.
– Ой, лучше не трогай! – восклицает Мэй.
Нелепая фраза. Наверное, глупо сейчас переживать из-за вещей, и вдобавок тон высокий, с вопросительными интонациями из серии: «Может, не надо ее трогать?»
– Расслабься, – ухмыляется Мэтью. – Хозяева-то далеко.
Он ни секунды не стоит спокойно. Пальцы щелкают, ноги отстукивают ритм. Дух авантюризма ощущается в том, как Мэтью выбивает барабанную дробь на кофейном столике, как седлает лошадку-качалку, смешно растопырив длинные ноги. И его безрассудство немного заразно.