– Прекращай! – рявкает Сара.
Но Либби не унимается.
– Хватит!
– Не могу! Я думала, ты умираешь, – стонет Либби. Привлеченные шумом котята трутся мордочками о ее плечо. – И глянь на свои джинсы.
Но Сара лишь смутно ощущает животное безразличие вселенной, безжалостную, как вирус, сущность природы, которая неустанно множит свои невзгоды.
В миле от городской границы на придорожную стоянку перед поворотом в лес начинают стекаться родители. Ближе не подпускают солдаты.
Это возмутительно, переговариваются между собой мамы и папы. Прямое нарушение прав их детей. Они звонят адвокатам. Звонят представителям и сенаторам своих штатов. Звонят в СМИ. Наблюдают, как военный транспорт въезжает и выезжает из города. Чей-то отец пробует забраться в кузов военного грузовика, но его прогоняют солдаты.
Одни ночуют в машинах. Другие в палатках. По очереди катаются за едой.
Они собираются небольшими группками, делятся новостями и одеялами. Большинство детей до сих пор не уснули, так почему не выпустить их из города и не позволить переждать карантин дом?
Появляются плакаты с протестными лозунгами. Камеры.
Среди собравшихся – мама ничего не подозревающей Мэй. Который день она ночует на границе в своем «универсале». Хоть какая-то отдушина – находиться в относительной близости от ребенка. Мэй вторые сутки не отвечает на звонки. Молчание может означать только следующее – либо она заболела, либо это очередное доказательство извечной истины: родители пекутся о детях куда больше, чем те о них.
Спустя сутки после объявления карантина Мэтью и Мэй присоединяются к толпе у заграждения на Рекуэрдо-роуд. Они стоят плечом к плечу в джинсах и толстовках, лица скрыты за белыми масками, на руках синие перчатки. Мэй озирается по сторонам. Нервничает. Мэтью смотрит прямо перед собой.
Именно Мэй предложила сдаться. В ней зреет нечто доселе неведомое, масштабное, как чувство долга.
Вопреки ожиданиям, Мэтью соглашается. Он все хорошенько обдумал.
– Это максимум того, что мы можем сделать для остальных людей.
Однако Мэй руководствуется не столько доводами рассудка, сколько наитием – она нутром чует, что поступает правильно.
Два ряда ограждений высятся посреди дороги, где заканчиваются государственные лесные угодья и начинается Санта-Лора, отмеченная россыпью хижин в лесу. На старом указателе неподалеку виднеется надпись «Добро пожаловать в Санта-Лору».
Каких-то два месяца назад Мэй ехала по этой самой дороге в мамином «вольво», нагруженном новыми простынями, новыми нарядами и даже мини-холодильником, который так и пролежал в коробке. Сколько надежд, сколько чаяний она возлагала на эту поездку, как верила, что в Санта-Лоре начнет все с чистого листа.