— Ты удивительно красива, Дарина. Самая красивая из всех женщин, побывавших в моей постели… Даже сейчас, униженная, дрожащая, худая и бледная… но такая красивая.
— Как ты еще не сдох от СПИДа или сифилиса со всеми шлюхами, побывавшими в твоей постели.
— Я разборчив, милая. И есть такое прекрасное изобретение человечества — презерватив. Но селекция все же превыше всего. Именно поэтому моей женой была ты… — трогает мою скулу, а меня трясет всю, и слезы из-под закрытых век катятся. Как же это грязно. Он грязный, руки его по локоть в крови. Если отдамся ему здесь, никогда от всего этого не отмоюсь.
— Слезы… такие чистые и хрустальные. О чем плачешь, милая?
Как же омерзительно звучит эта "милая", и как же отчаянно где-то там внутри что-то жаждет услышать "малыш"… и понимает, что это нежное слово из прошлого нельзя марать всей этой грязью. Милая естественней, застасканней и грязнее.
— Ты ж не с целкой пришла сюда проститься.
Резко повернул к себе и взял за подбородок.
— Когда я тебя лишал девственности, ты не плакала. Раздевайся, Дарина.
Боль чуть утихает, потом возвращается с новой силой. В конце концов она становится постоянной и невыносимой. Этот период — ад. Когда просыпаешься утром и плачешь оттого, что снова проснулась и опять надо терпеть. Потом охватывает гнев и отчаяние, злость на весь белый свет, на себя, на него. И дикое желание излечиться, надежда на то, что все равно пройдет, надо только перетерпеть. Не проходит. И тогда возникает смирение. К боли привыкаешь и понимаешь, что теперь так будет всегда. И надо учиться как-то с этим жить.
(с) Просторы интернета
Я дышала все тяжелее и тяжелее, сердце билось так сильно, что грудь сдавило железным обручем, мне хотелось сделать ему больно хоть как-то. Мне хотелось разломать это жуткое равнодушие. Пусть после этого он разломает меня саму на части. Если бы я могла сейчас вонзить в него нож и ударить да так, чтоб жил, но кровью истекал, как я. Чтоб корчился от страданий. Но я смогла только крикнуть, сжимая кулаки:
— Да пошел ты. Пусть шлюхи твои раздеваются. Для тебя не то что раздеваться… на тебя смотреть тошно до рвоты. Лучше бы я для твоих ублюдков разделась и легла под них, чем под тебя.
Злой оскал, почти звериный, и челюсть вперед выдвинулась. Брови нависли над налитыми кровью глазами.
— А что, предлагали раздеться? Чего отказалась, уже б на свободе была.
— Предлагали. Много чего предлагали. Но я считала себя все еще женой… верность мужу своему хранила. Верность, которая на хрен ему не нужна. Он ведь уже и не он. Зря не разделась и не отдалась твоему псу Закиру на травке. Он хотел, аж слюни текли. Уверена, чечен остался бы доволен, и я могла бы сбежать, а может, он и сам отпустил бы меня за усердие. Когда он задницу мою трогал, губами причмокивал, и грудь мяли его дружки… Мой муж многому меня научил и даже говорил, что я горячая в постели. Как думаешь, им бы понравилось меня трахать?