Посмотрела в его бледное, искаженное примитивной похотью и яростью лицо и задохнулась от жалости к нам обоим. Вот она бездна. Мы на дне.
Неужели он делает это снова… топчет и рвет меня на части. Этот кошмар возвращается. И никто больше этого не сможет забыть и простить. Я зарыдала от бессилия и ощущения, что меня сейчас захлестнет агонией, если возьмет, если войдет насильно. Но его ничто не остановит. Он сумасшедший, обезумевший и потерявший человеческий облик Зверь. Он схватил добычу окровавленными зубами и не сможет их разжать.
— Посмотри на себя. Животное. Во что ты превратился? Ты больше не человек, ты…
— Ктоооо? — взревел и склонился ко мне так близко, что кончики его взмокших волос щекочут мне лоб.
— Никто… ты просто жуткое никто. Для меня. Ты лучше бей. Давай. Так, чтоб мясо висело ошметками. Когда-то у тебя прекрасно получилось. Клятвы ни черта не стоят, особенно если их говорил кто-то, кого на самом деле никогда не существовало. Не забудь только сдавить пальцы уже до конца.
Прохрипела я, глядя ему в глаза, сквозь туман, чувствуя полную опустошенность.
— Только убей, пожалуйста… убей меня в этот раз. Я с этой ненавистью жить не смогу все равно…
Максим остановился. Замер. Дрожа всем телом, всматриваясь мне в глаза, как будто наконец-то услышал меня. Капли пота упали мне на щеку и смешались с моими слезами. Я ощущаю эту грань… как в нем клокочет адская похоть и что-то еще.
— Будешь жить. Никуда не денешься, — выдохнул и отпрянул назад.
Пальцы, сжимающие мои бедра, медленно разжались. В этот момент в его комнату громко постучали.
— Бл**дь.
Соскочил с постели и пошел к двери, а я забилась в угол кровати, стуча зубами и содрогаясь от ощущения, что только что стояла одной ногой в разрытой могиле. Захлебывалась слезами, не веря, что этого не произошло. Не веря, что отсрочка все еще позволяет умирающей любви хрипло дышать, хватая синим помертвевшим ртом углекислый газ нашей ненависти к друг другу.
— Я сказал, не беспокоить меня.
— Шамиль вернулся. Видеть тебя желает. И… там одного русского поймали. Крутился вокруг лагеря.
Максим втащил чечена внутрь помещения.
— Слушай меня внимательно, Джабар… Эта женщина — моя, — кивнул на меня, — головой за нее отвечать будешь. За ее безопасность. Никого не подпускать, понял?
Подошел ко мне, стянул с кровати, поправляя платье, застегивая пуговицы на груди. А я не просто дрожу, меня подбрасывает, колотит так, что кажется, я подпрыгиваю на месте. Моя любовь умирала в таких страшных муках, что казалось, я от боли не сдержусь и начну орать беспрерывно, сгибаясь пополам и катаясь по полу. Максим поднял мое лицо за подбородок и вдруг вытер большими пальцами слезы со щек.