Лучше не бывает (Мердок) - страница 122

Джессика перестала плакать и вытерла лицо. Она смотрела в мужскую тьму шкафа. Ее переполняли несчастье и сила. Неожиданное – это уже нечто. Начинаешь ощущать себя. Она сказала твердым голосом:

– Вы спрашиваете – кто я? Я – ревнивая женщина.

Ее собеседник длинно и мелодично присвистнул. Потом он сказал:

– Bay!

– Мистер Дьюкейн и я были вместе, – сказала Джессика, – но потом он оставил меня. И говорит, что у него нет другой женщины. Но я уверена, что это неправда. На днях я видела, как женщина входила в этот дом. Я только хотела узнать наверняка. Поэтому я вошла, как вы знаете, и обыскала комнату, чтобы убедиться, что здесь была женщина.

– Нашли что-нибудь? – спросил он заинтересованно.

– Нет. Но я уверена…

– Не думаю, что Джон станет лгать, даже об этом.

Джессика повернула лицо к маленькому загорелому человеку. Он смотрел на нее сейчас иронически весело.

– Пожалуйста, скажите мне, – сказала Джессика, – если знаете, есть ли у него любовница? Конечно, так вы и скажете. Все это выдумки, мол.

– Но я обожаю выдумки. Нет, я уверен, у него нет любовницы. Этого вам достаточно? Вы уйдете теперь счастливой?

– Нет, – сказала она. – Этого недостаточно. Ничто не поможет.

– Демон ревности. Да, я тоже его знаю. Скажите ваше имя, только имя. Мы уже как будто знакомы.

– Джессика.

– Хорошо. Меня зовут Вилли. Теперь послушайте, Джессика, вы простите меня, если я задам вам еще несколько вопросов, а вы мне правдиво ответите?

– Да.

– Как долго вы были любовницей Джона?

– Около года.

– А как давно он оставил вас?

– Около двух лет.

– Часто ли вы видели его за эти два года?

– Да. Мы вроде бы остались друзьями.

– Вы еще любите его, а он вас нет?

– Да. И он сказал, что не хочет больше встречаться со мной, потому что хочет, чтобы я была свободной. Но я не хочу быть свободной.

– Могу понять это. Но ревность – ужасная вещь, Джессика. Из всех порочных страстей она самая естественная для нас, она проникает глубоко в душу и отравляет ее. Ей нужно сопротивляться всеми честными способами и осмыслением ее сущности, как бы ни казалось такое осмысление абстрактным по сравнению с этой злой силой. Подумайте о добродетели, которая вам нужна, и назовите ее благородством, великодушием, милосердием. Вы молоды, Джессика, и вы так восхитительны – могу я взять вас за руку? – и мир еще не погиб для вас. Нет никакой заслуги в недоверии, она отравляет вас и мешает ему. Вы ничего не выиграете так, а только проиграете еще больше. Вы должны сделать свою любовь реальной, дать ей тело, и только одно вы можете сделать, если это подлинная любовь: дать ему уйти, и дать ему уйти спокойно, не сожалея об этом. Вложите всю свою энергию в это, и вы получите милость высших сил, о какой сейчас и мечтать не можете. Потому что милость существует на самом деле, и силы, и начала есть неизведанное добро, которое само собой приходит к известному нам добру. И предположим, вы нашли бы то, что искали, мое дорогое дитя? Тогда не перешли бы вы от ревности через обман к жестокости? Человеческие слабости образуют своего рода систему, Джессика, и прошлые ошибки порождают бесконечную сеть последствий. Мы не на стороне добра, мы не его люди, Джессика, и мы всегда будем вовлечены в эту огромную сеть, вы и я. И мы должны всегда постоянно бдительно следить за тем, чтобы не начать поступать плохо, проверять себя, отступать, душить нашу слабость и подбадривать нашу силу, взывая к именам добродетелей, о которых мы ничего не знаем, кроме их имен. Мы не хорошие люди, и самое лучшее, на что мы можем надеяться, – это быть мягкими, прощать друг друга и прощать прошлое, самих себя и принимать это прощение и тогда снова вернуться к прекрасной неожиданной странности мира. Не так ли, Джессика, дитя мое?