Джессика немало мыслей посвящала и Вилли. Любое приключение приветствуется теми, кто несчастлив в любви, а Вилли, несомненно, был приключением. Какое-то время, еще до того, как ее собственные мысли и странная открытка от Джона испугали ее, она даже испытала некоторый восторг от этой встречи. Это была таинственная кощунственная радость неверности. Но она все-таки заметила Вилли, хотя и не поняла этого, она наконец увидела нечто в этом мире, кроме Джона Дьюкейна, и это принесло ей пользу. Вилли заинтересовал и тронул ее, и, прежде чем старая тирания любви опять захватила ее бедное неисцелимое сердце, она даже испытывала некоторое желание увидеть его опять. Он так и не сказал ей своей фамилии и чем он занимался. Но теперь любопытство, бывшее в ней искрой добра, опять полностью исчезло под влиянием ее чувства вины и нерешительности перед Джоном.
Джессика посмотрела на себя в большое зеркало, висевшее в углу комнаты. Она не могла понять, красива она или нет. Ее лицо ничего не значило, если Джон не смотрел на нее, ее тело теряло всякий смысл, если его не трогал Джон. Но что он видит, что он трогает? Мысль, что он может ее видеть так же отчетливо, как она сейчас видит себя, ужаснула ее. Возможно, он смотрит теперь на нее со скрытым отвращением, замечая усики над верхней губой и расширенные поры на носу. Следуя моде, она укоротила юбку, и ее длинные ноги теперь были видны гораздо выше колена, обтянутые кружевными чулками цвета сливок. Но нравятся ли ему ее длинные ноги, как прежде? А может быть, его раздражает чересчур молодежный стиль ее одежды? А может быть, он заметил ее чересчур большие колени? Джессика движением руки откинула назад длинную копну русых волос и приблизила лицо к зеркалу. Сомнений не было: она начинает стареть.
Она опять принялась расхаживать по комнате и размышлять о трех письмах, лежащих на столе. Комната была пустой, гулкой и белой. Она уничтожила все свои объекты и не имела охоты создавать новые. Так как занятия в школе закончились, Джессика могла теперь посвящать целые дни хождению по комнате и мыслям о Джоне Дьюкейне. Она не осмеливалась выйти из дому – а вдруг он позвонит?
За дверью что-то стукнуло, и Джессика бросилась открывать. Почта. Она кинулась, прыгая через три ступеньки, к письмам, лежавшим на коврике… Она жаждала толстого письма от Джона, но и боялась его. Оно могло содержать длинное и осторожное объяснение того, почему он решил больше не встречаться с нею совсем.
Письма от Джона не было. Особенная боль, которую она для себя определила как своего рода ампутацию, пронзила ее. Это не было похоже на ампутацию. Это больше похоже на то, как если бы ее вздергивали на дыбу. Она чувствовала себя вывихнутой – от головы до пят. Она положила конверты на стол. Только одно письмо было к ней – в коричневом конверте, надписанное неизвестной и неумелой рукой. Она поднялась по ступенькам, и слезы медленно потекли по щекам – такие же усталые и разочарованные. Она бы хотела, чтобы почта не приходила три раза в день.