Тень промелькнула в пятнистом свете. Мэри взглянула вверх. Это был Джон Дьюкейн. Она поднялась, волнуясь.
Мэри очень любила Дьюкейна и слегка боялась его. Кейт совершенно правильно поняла, что она слегка побаивалась его.
– О, Джон.
– Мэри, присядьте, пожалуйста. Простите, что я пошел вслед за вами.
Она опять села, и он сел рядом, боком на бревно и глядя на нее.
– Мэри, я так виноват. Я чувствую свою вину в том, что случилось. Я вел себя глупо, бесчувственно. Я только надеюсь, что вы не очень расстроены.
Расстроены? Да я вне себя. Я в отчаянье. Она сказала:
– Нет, нет, не волнуйтесь. Боюсь, Пирс вел себя ужасно. Надеюсь, Барбара не слишком обижена.
– Нет, она все понимает, – сказал Дьюкейн. – Боюсь, я не понял, как все серьезно, я должен быть более тактичным в будущем. Пожалуйста, не огорчайтесь. Молодежь – она всегда страдает, мы не можем помочь им…
Наплевать на их страдания, думала Мэри. Она сказала:
– Да. Но они легко восстанавливаются.
Мэри вдруг подумала: отвратительно сидеть здесь и вести светский разговор, ведь я в отчаянье, уничтожена, внутри как будто все разорвано. Она подумала: неужели ничего нельзя сделать? Затем ей показалось, что сделать можно только одно и что она уже делала это раньше. Она разразилась потоком слез.
– Господи помилуй, – сказал Джон Дьюкейн. Он вынул большой чистый носовой платок, развернул его и протянул Мэри, и она уткнулась в него лицом.
Через минуту или две слезы немного утихли, и она начала сморкаться в платок. Дьюкейн очень нежно прикоснулся к ее плечу, не похлопывая по нему, а просто напоминая о том, что он рядом:
– Это из-за Пирса?
– Нет, нет, – сказала Мэри, – на самом деле я не очень волнуюсь за него. Это из-за меня самой.
– В чем дело? Расскажите.
– Дело в Вилли.
– А что с Вилли? Вы опасаетесь, что он?…
– Нет, я никогда не думала, что Вилли может покончить с собой. Это просто… ну ладно, я влюблена в него. – Произнесенные слова удивили ее. Ведь ее неопределенное нежное волнение не имело ничего общего с былой резкой определенностью ее других любовей. И все же оно заполняло все ее сознание и, наверно, было глубокой причиной ее неожиданных взрывов, когда она чувствовала себя такой несчастной.
Дьюкейн воспринял информацию серьезно и задумчиво, как если бы Мэри была клиенткой и рассказала суть своего дела. Помолчав, он сказал:
– Я очень рад, потому что это может только помочь Вилли. Что он чувствует по этому поводу? Он знает?
– О, он знает. А что до его чувств… вы знаете Вилли так же хорошо, как и я. Как можно понять, что он чувствует?
– Думаю, с вами он, может быть, ведет себя совершенно иначе?