– Если? – спрашиваю я и вспоминаю, что по дневнику до конца года рассыпаны карандашные заметки о назначенных сеансах. – Разве у нас не запланированы встречи?
– Вы все поймете, когда прочтете дневник, – отвечает он. – Поверьте.
– Хорошо. – Я почему-то верю ему и радуюсь этому. Радуюсь, что могу доверять не только мужу.
– Все будет, как вы захотите, Кристин. Звоните в любое время.
– Я позвоню, – говорю я.
Он машет мне на прощание, садится в машину, смотрит вполоборота, разворачиваясь, выруливает на дорогу – и как не бывало.
Варю себе кофе и иду с чашкой в гостиную. Снаружи слышатся то чей-то свист, то грохот дрели, то взрывы звонкого смеха, но, когда я усаживаюсь в кресло, все превращается в слабый гул; лучи солнца робко пробиваются сквозь тюль, я чувствую их тепло на руках, на животе. Я вынимаю из сумки дневник.
Мне страшно. Я ведь не знаю, что там обнаружу. Сколько сюрпризов, возможно неприятных. Или загадок. На кофейном столике лежит альбом. Тоже с летописью моего прошлого, но по версии Бена. Интересно, прошлое в дневнике – иное? Открываю.
Первая страница не разлинована. В центре черной ручкой я написала свое имя. Кристин Лукас. Странно, что я не добавила ниже: «Личное!» или «Руки прочь!».
Но все-таки есть еще одна надпись. Неожиданная. Пугающая. Самое страшное открытие этого дня. Под моим именем крупными синими буквами записано:
Но делать нечего – я переворачиваю первую страницу.
И начинаю читать свою историю.
Часть вторая
Дневник Кристин Лукас
Меня зовут Кристин Лукас. Мне сорок семь лет. У меня амнезия. Я сижу здесь, в незнакомой постели, и описываю свою жизнь; на мне шелковая ночнушка, которую мужчина, сообщивший, что он Бен, мой муж (кстати, сейчас он пошел вниз), подарил мне на 46-й день рождения. В спальне тихо, единственный источник света – лампа на прикроватном столике, приглушенный оранжевый ореол. Я словно парю в воздухе, лежа в облаке света.
Дверь спальни закрыта. Я пишу для себя. Тайком. По вдохам-выдохам дивана я слышу, как мой муж в гостиной приподнимается, тянется вперед, покашливает, воспитанно прикрывая рот. Я спрячу дневник, когда он поднимется. Суну под кровать или под подушку. Не хочу, чтобы он прочитал мои записи. И не хочу объяснять, откуда я его взяла.
Я смотрю на часы на тумбочке. Уже почти одиннадцать. Надо торопиться. Наверное, совсем скоро я услышу, что Бен выключил телевизор, потом заскрипит пол и погаснет свет. Заглянет ли он на кухню, чтобы съесть сэндвич или выпить стакан воды? Или сразу пойдет в спальню? Понятия не имею. Я не знаю его привычек. Я своих-то не знаю.