Именно за то, что он все-таки смог это сделать, я простила ему все, что волей-неволей пережила по его вине. Все стало неважным. Ненужным. Пустым. Ведь именно теперь я могла быть уверена, что сегодняшняя встреча – это результат нашего обоюдного желания. Не магии первого императора. Не навеянной ею привязанности. Это было настоящим. Пока лишь началом очень и очень долгого пути, который нам еще только предстояло пройти вместе, но оно было. Здесь и сейчас. Между нами. И оказалось невозможно выразить, какое неописуемое чувство охватило меня от этого понимания.
Все, на что меня хватило в этот миг, это слабо улыбнуться и шагнуть ему навстречу. Остальное Кар сделал сам, и наши пальцы сперва робко соприкоснулись, а затем тесно переплелись, словно пытаясь сбросить скопившееся напряжение, от которого уже становилось трудно дышать.
Всего одно движение, и мы оказались рядом. Настолько близко, что в душе ворохнулось некстати ожившее сомнение, что для нас даже такое проявление чувств может оказаться опасным. Но охватившее меня тепло было в сто крат важнее желания сохранить лицо или не выдать переполнявших меня эмоций. Как я ни старалась сдержаться, дыхание все-таки перехватило, в горле поселился тесный комок. Но потом и это стало неважным, потому что я с невыразимым облегчением закрыла глаза и с тихим вздохом прижалась лбом к белоснежной рубашке императора.
Кар молча погладил мои волосы, но больше ничего, кроме этого, себе не позволил. При этом я прекрасно слышала, как громко бьется его сердце. Стояла, едва дыша. Чувствовала, как между нами снова зарождается то необъяснимое, дикое и почти нереальное доверие, без которого нельзя построить общее будущее. Слушала наши грохочущие в унисон сердца. И с тихой радостью отмечала, как они постепенно успокаиваются, начинают стучать увереннее и ровнее, потому что самый долгий, напряженный и пугающий своей неизвестностью миг между «да» и «не знаю» остался позади.
Сколько мы так стояли, оставаясь разделенными только тесно прижатыми друг к другу ладонями, не могу сказать. Мне было слишком хорошо, чтобы задумываться о времени. И слишком легко, чтобы позволить себе разрушить невесть откуда взявшееся, восхитительное чувство близости. Но когда оно все-таки схлынуло, в моей взбаламученной, слегка шальной голове снова зашевелились неспокойные мысли.
– И все-таки это безумие, Кар, – уронила я, не поднимая глаз.
Рука императора чуть дрогнула, но его пальцы все же не разжались.
– Почему ты так думаешь?
– Потому что до сих пор не могу понять, как ты мог на это решиться.