– Я знаю? – спросил сам себя старик и, тяжело вздохнув, ответил: – Знаю. Только вряд ли вы поймете. Я это золото немножечко придумал. С ним дело вашего Горленко будет не политическим, а уголовным. Я адвокат, я вижу возможность извлечь выгоду для обвиняемого в таких просьбах следователя.
– В просьбах следователя? – хором переспросили присутствующие.
– Разумеется, – ответил Воскресенский. – Сам я никогда не стал бы так манипулировать. Дал показания, так сказать, добровольно, но по разнарядке. Похоже, кое-кто крепко вцепился в вашего парня и категорически не хочет выпускать его из лап. И этот кое-кто – не просто следователь, а уголовных дел мастер. Значит, парень должен был действовать с целью наживы. Я же пошел навстречу намекам и дал показания про золото, потому что объективно, каким бы ваш Горленко ни был нахалом, человеку с уголовным делом сидится легче, чем с политическими. Я пожалел его, хоть он на меня и бросился без всяких объяснений…
– Вы дали ложные показания и теперь нам про это рассказываете? Почему? – недоверчиво нахмурился Морской.
– Прикрыл собой, чтобы спасти от взрыва, или как вы там говорили? – задумчиво переспросил старик, повторяя слова Морского. Тот подтверждающе закивал, и адвокат продолжил: – Выходит, ваш Горленко, каким бы нахалом ни был, все же спас мне жизнь. А вы, если я верно понял, хотите спасти его. Постыдно было бы не рассказать вам всю правду.
Целый день Света держалась. Не заплакала даже, когда Валентина Семеновна, даром что женщина умная и, к тому же, Колина мама собралась бумаги с записями сына уничтожить, потому как в очереди при тюрьме намекнули, что надо готовиться к обыску.
– Ничего мы жечь не будем! – прошептала Света твердо. – Нам скрывать нечего. И очень вас прошу: меньше слушайте таких советчиков. Они, может, и правда преступников покрывают, а у нас – простое недоразумение.
Чтобы получить короткое бездушное подтверждение: «Горленко? Здесь. Справок не даем, а передачи ему пока не разрешены. Следующий!» – несколько раз повторила свекровь, копируя скрипучий голос мужчины из тюремной канцелярии, – несчастной Валентине Семеновне пришлось выстоять пять часов на улице в очереди. Наслушавшись там всякого и, к тому же, не сумев узнать, ни по какому делу задержан Николай, ни как он себя чувствует, бедолага, конечно, совершенно расклеилась. В ответ на Светино «Колю выпустят, все скоро прояснится» Валентина Семеновна сейчас понимающе кивала, но выглядела при этом такой подавленной, что Свете даже страшно было оставить с ней ребенка.