– Эй! – возмутилась я от неожиданности, пытаясь привстать. Место было незнакомое. С каких это пор мне снятся столь реалистичные сны?
Тень замерла в углу. Я вздрогнула. Тень метнулась к двери, унося с собой … стул…
У меня во сне украли стул. Я вздохнула, закрыла глаза, пытаясь представить себе что-нибудь приятное. Я почувствовала ветерок возле моего лица и снова открыла глаза. Это как надо устать, чтобы попытаться спать во сне?
Чья-то рука проверила, сплю ли я или нет, чтобы попытаться выдернуть у меня из рук увесистый мешок. Я даже не заметила его, когда проснулась. Мешок порвался, тень метнулась в сторону двери, а на пол со звоном выкатились золотые монеты, которые тень начала лихорадочно собирать. Отличное начало. Даже во сне я не хотела расставаться с кровно заработанными, поэтому вскочила на ноги, едва завидев, как тень метнулась к двери и хлопнула ею со всей силы. Дверь была открыта настежь. На двери было несколько странных символов, я даже растерялась не понимая, что они означают. Ни замка, ни щеколды, ни замочной скважины не было. Отлично, просто чудесно! Я дотронулась до одного символа, дверь закрылась. Я подергала ручку и поняла, что открыть ее не могу.
Комната представляла кошмар проектировщика. Волосы встали дыбом, но не полностью, а все потому, что уперлись в потолок. Еще немного, и мне бы пришлось склониться в вынужденном поклоне перед этим убожеством.
Судя по висящей на веревке сухой и ветхой простыне, я – еще та хозяюшка. Под кроватью, которая представляла собой деревянный щит с соломенным матрасом, стоящий на ножках из плесневелых книг, спрятался ушат, на донце которого сиротливо лежал ковшик. Треснутый горшок с отбитой ручкой намекал на то, что я должна быть как минимум снайпером, чтобы попадать в него. Ожог на руке горел так, что я старалась лишний раз не шевелить конечностью. Очертания возле стены напоминали стол с рассохшимся стулом, вокруг и на которых лежали потрепанные книги. Было такое чувство, что школьники десятилетиями на них спускались с горки, били друг – друга по голове, проливали на них все, что только можно пролить, а потом бросили в пыльный угол до худших экзаменационных времен.
Я разлепила сначала глаза, а потом страницы первой попавшейся книги. Написана она была на языке мне неведомом, а следовательно – непонятном. Иллюстрации к ней делал садист с большим производственным стажем и богатой фантазией. Вот тень горящего человека, вот силуэт человека, которого ударила молния… Бе! Есть книги, перед прочтением которых нужно мыть руки, но после этих хотелось руки еще простерилизовать. Части страниц не хватало, некоторые страницы были сожжены и покрыты черной плесенью. Я потрясла головой, вглядываясь в буквы, и через минуту клинопись, от которой у меня начинался душевный скрежет, стала превращаться на глазах в знакомые слова. Ничего себе! Я протерла глаза, морщась от наваждения. В комнате было маленькое заросшее паутиной окно, почти такое же, как и в проектированном мною теремке, за которым был слабый источник света. На столе лежало несколько писем. Первое письмо было написано на качественной бумаге красивыми буквами.