Дождь утихает, но я всё еще слышу, как он слегка барабанит по крыше. Справа от меня потрескивает и дымит очаг. А еще я слышу звук собственного дыхания, которое немного учащается. Майлз вздыхает, и мы продолжаем разглядывать наши руки, между которыми крохотный промежуток…
Мы бывали ближе друг к другу. Например, на балу, когда мы танцевали, расстояние между нашими телами было намного меньше, чем теперь. Черт возьми, в парке я вообще сидела у него на коленях.
Но там всё делалось напоказ, а сейчас…
Сейчас всё по-настоящему.
Рука Майлза немного приближается, и наши мизинцы соприкасаются – и от одного легкого прикосновения по моему телу проскакивают искры.
Втянув воздух сквозь зубы, я тоже придвигаю руку ближе.
Дверь с грохотом распахивается, и мы с Майлзом таким драматичным движением шарахаемся друг от друга, словно нас застали голыми. Майлз даже издает какой-то странный звук, нечто вроде испуганного взвизга – я бы непременно поддразнила его за это, если бы сама не вскрикнула: «Ничего не было! Ничего не было!»
На пороге стоят Элли и Алекс, по-прежнему в твидовых костюмах. Дождь капает с зонтика, который Алекс держит над головой.
Он хмурится, а Элли смотрит то на меня, то на Майлза, скрестив руки на груди.
– Мы увидели вашу машину на обратном пути и догадались, что вы здесь, – говорит Алекс, и Майлз быстро кивает, вытирая ладони о штаны.
– Да-да, хорошо, что мы не забрались далеко.
Алекс с улыбкой оглядывается.
– А здесь уютней, чем мне казалось, – произносит он. – Молодец, что развел огонь.
Откашлявшись – в десятитысячный раз за сегодня, – Майлз поворачивается к очагу, берет кочергу и тушит пламя, засыпая дымящийся торф пеплом. Огонь гаснет, и одновременно пропадает всё обаяние этого места. Я поднимаюсь и подхожу к сестре, пытаясь выкинуть из головы последние несколько минут.
– Ты спасла нас! – говорю я бодро, и Элли слегка прищуривается.
– Спасла или помешала? – негромко уточняет она.
Закатив глаза, я забираю сырую куртку и шагаю мимо Элли к машине Алекса, в которой, слава богу, есть крыша.
Майлз садится рядом. Мы не произносим ни слова, пока катим к Бэрд-хаусу.
И держим руки на коленях.
Я никогда не привыкну к такому количеству чая.
Мы вернулись в Эдинбург и провели тут уже пару дней, но в последнее время, куда бы мы ни пошли, нас все поят чаем. Вечер во дворце? Чаю. Встреча с Глиннис по поводу свадьбы? Выпейте чаю. И даже в ателье нам предлагают чай.
Я беру у улыбающейся ассистентки фарфоровую чашечку, стараясь не звякнуть ею о блюдце, иначе Эл услышит и снова меня выбранит. В последнее время она только так себя и ведет – вечно злится, если я в чем-то небезупречна. Мне всегда хочется огрызнуться в ответ, но, с другой стороны, я понимаю, что, наверное, именно так сестра себя чувствует каждый день. Ее оценивают, придирчиво осматривают, выискивают в ней недостатки. Наверное, Эл становится легче, если она сама может на кого-нибудь сорваться. Не знаю.