Поэтому, когда мне предложили проехаться на нём и загадать желание, я согласилась. Подобрав юбки, поднялась по ступенькам в пустой салон, обернулась, и помахала друзьям. Встретилась взглядом с Васей.
— Я люблю тебя, — улыбнулась и сказала, утопая в его глазах.
— Я люблю тебя, Валенька, — эхом откликнулся он, и озорно подмигнул. — И жду обратно мою принцессу!
Я рассмеялась.
— Всего одна остановка, Вась, для одного желания, — моя улыбка стала хитрой. — Не надейся, не сбегу.
— Да что ты, даже и не думал, — он усмехнулся в ответ, и махнул водителю.
Двери медленно закрылись, и трамвай, украшенный шариками и лентами, медленно поехал, погромыхивая колёсами. Друзья пошли следом, а я присела на сиденье, подперев ладонью подбородок. Что же загадать в трамвае желаний? Самое заветное вот-вот исполнится, всего лишь через час я выйду замуж за любимого. Ну что ж, наверное, чтобы у нас всё было хорошо? Что ещё для счастья надо? Из задумчивости вывел набирающий скорость трамвай, и я встрепенулась, оглядевшись, в душе шевельнулся давний страх. По-моему мы давно должны были остановиться, нет?
— Эй, уважаемый! — я подошла к кабинке, но она почему-то оказалась заклеена до самого верха серебристой непроницаемой плёнкой. Сердце застучало перепуганным мячиком, и я громко постучала, стараясь не поддаваться панике. — Послушайте, остановите трамвай! Пожалуйста!
Ничего не произошло, только скорость увеличилась. Держась за поручни, сильно прикусила губу, бросив отчаянный взгляд в окно, в надежде увидеть лимузин, или хотя бы машину, в которой ехали те, кто не поместился в лимузин, но… Дома растворились в странном золотистом мареве, трамвай словно плыл в облаке переливающейся пыльцы. Всхлипнув, прижалась носом к стеклу, в тщетной попытке что-то разглядеть, и тут случилось невозможное. Трамвай вдруг выпустил многосуставчатые ноги, смахивавшие на паучьи, и резво засеменил ими, словно под слоем пыльцы находилась твёрдая поверхность. Я зажала рот ладонью, едва не завизжав, бросилась к другой стороне, и убедилась, что там тоже… ноги.
Этого моя бедная психика выдержать не могла, и я впервые в жизни потеряла сознание от дикого, сметающего всё на своём пути ужаса, разом выключившего способность мыслить.
— Валя, Валенька… Родная моя, хорошая, очнись, — ласковый, с нотками тревоги, голос долетал словно сквозь вату, и казался ужасно знакомым.
Чьи-то ладони легко похлопывали по щекам, пытаясь привести меня в чувство, но я не торопилась открывать глаза. В первую очередь потому, что воздух пах как-то… по-другому. Не могу объяснить, как именно, но в обычные вроде бы запахи — чистого белья, деревянной мебели, — вплетались незнакомые нотки, немного пряные, и вместе с тем свежие.