Марте была предоставлена возможность жить вместе с дочерью, но её пребывание было обставлено значительным количеством неудобств. Тем не менее, с ними приходилось мириться, надеясь лишь, что герцогиня Катарина не станет гостить в Берлине слишком уж долго.
Болеславу было проще – он поселился вместе с братом, благо, тот путешествовал без супруги. Перед самым отъездом выяснилась, что баронесса Регина Аделаида находится в тягости и потому герцогиня велела ей оставаться в Гюстрове.
Поскольку принцесса прибыла без приличной её положению свиты, представили её ко двору без всякой помпы. Труд этот взял на себя сам король Густав Адольф, отрекомендовавший Клару Марию как свою племянницу. Наученная матерью и прежним горьким опытом, Шурка старательно держала язык за зубами, приветливо всем улыбалась и всячески демонстрировала благовоспитанность и дружелюбие. Это принесло свои плоды и вскоре на неё перестали коситься как на неведомую зверушку. Впрочем, она была не первым и не последним незаконнорождённым отпрыском владетельной особы, признанным своим родителем и введённым, таким образом, в высший свет.
Однако не обошлось и без эксцессов. Митрополит и думный дьяк каждый божий день являлись к герцогине как на службу. Собственно, для них это и была служба. Филарет, быстро сообразив, что Катарина созрела для переезда в Москву, развёл бурную деятельность. Во-первых, он взялся посвятить свою будущую государыню в особенности русских обычаев, неписаных законов и прочие тонкости, неизвестные большинству иностранцев. Во-вторых, велел Луговскому составить подробную справку о государственном устройстве Московского царства. И в-третьих, занимался своими прямыми обязанностями, то есть, объяснял герцогине и её детям суть православия и его догматы.
И вот тут они с Шуркой снова встретились. То есть, первым её узнал Луговской и побежал докладывать митрополиту.
— Прости, владыко, недоглядел! — завопил тот и бухнулся в ноги.
— Что случилось?
— Помнишь отрока чудного, что мы в дороге встретили?
— Сашку-то?
— Ага!
— И чего с ним?
— Не отрок это вовсе!
— А кто?!
— Девица!
— Как это?
— Вот тебе крест, не ведаю! А только видел, как она шла в женском летнике,[23] да волосы длинные и в косы убраны!
— Хм…
Филарет нахмурился, но гневаться не стал, а только задумался, видимо, что-то про себя прикидывая.
— Владыко, ты вроде и не удивился? — осторожно спросил дьяк, озадаченный его реакцией.
— А чего тут дивиться? — пожал плечами митрополит.
— Да как же это?!
— Ох, Фролушко, ты вроде там был и всё видел. Неужто тебе самому ничего странным не показалось?