— Но как?
— Кто дал тебе это письмо?
— Граф Хотек.
— Приближённый короля Фердинада?
— Да, он; я сопровождал его во время посольства к королевичу Владиславу.
— Вы были в Польше?
— Да, братец, мы привезли королевичу деньги для войны с…
— Герцогом Иоганном Альбрехтом?
— Да, с ним, правда, у него, насколько я знаю, теперь какое-то новое имя?
— Именно так, русские зовут его Иван Фёдорович.
— Русские? Ты хотел сказать – московиты?
— Нет, я всё правильно сказал, так себя называет этот народ, а Москва – всего лишь их столица.
— И он теперь тоже… русский?
— Иногда даже больший, чем его подданные. Но ты отвлёкся.
— Хорошо, брат; меня, разумеется, не посвящали во все подробности, но было очевидно, что папаша Владислава – король Сигизмунд – спустил все денежки на осаду Риги и на войну с турками. Фердинанд предложил ему субсидию, в обмен на обязательство помочь войсками в случае надобности.
— Какой надобности?
— Точно не знаю, но в Чехии сейчас волнения. Король не жалует реформатов – впрочем, их никто не любит.
— Ты стал католиком?
— Нет, что ты, просто, как по мне, то эти узколобые фанатики ничуть не лучше папистов, даже хуже.
— Ладно, оставим теологию богословам. Так ты говоришь, что король Богемии решил заручиться польской поддержкой?
— Почему нет? На войне случается всякое, к тому же чехи не раз и не два заставляли имперцев умыться кровью, так что небольшая предосторожность не помешает.
— Допустим, что всё именно так… — задумчиво пробормотал Кароль, — а затем тебя послали с письмами в Мекленбург, да ещё и к Глюку, и не только к нему…
— Вот как?
— Да, братец, тут целое змеиное гнездо, но прежде чем я смогу рассказать тебе подробности, я хочу знать…
— Что именно?
— Могу ли я тебе доверять, как прежде, или ты опять предашь меня и нашего герцога из-за первой же смазливой девчонки, встретившейся на твоём пути!
Болеслав тяжело вздохнул и отвернулся от брата, чтобы тот не смог видеть, как заблестели его глаза.
— Боюсь, что я человек конченый.
— Нет, не говори так!
— Но это же правда… У нас с тобой не было ничего, когда мы нанялись к юному мекленбургскому принцу. Ничего, кроме доброго имени! Но ты преуспел, стал бароном и, как говорят, женился, а я потерял всё.
— Знаешь, если бы ты тогда не оступился, наш герцог никогда бы не попал в плен и не бежал оттуда в Москву. Не присоединился бы к ополчению и русские не выбрали бы его своим царём. Иоганн Альбрехт сказал мне перед моим отъездом: "Всё что ни делается – всё к лучшему". Именно поэтому он простил тебя. А от себя я добавлю, что если бы он не стал русским царём, мы вряд ли попали бы в Ригу и я никогда не встретил бы Регину Аделаиду. А если бы и встретил, то урождённая графиня Буксгевден и не посмотрела бы в мою сторону. Послушай меня, брат, я действительно разбогател, получил титул и счастливо женился. И единственное, что удручало меня, это отсутствие вестей о тебе. Я даже не стал заезжать в Померанию к родителям, чтобы познакомить их со своей женой. Ведь они непременно спросили бы о тебе – и что бы я им ответил?