Он лежал на овечьих шкурах совершенно нагой, прикрытый до пояса пёстрою тканью, с каймой и кистями. Его богатырская грудь светилась белизною, как будто резная из кости, и золотые кудри разметались на чёрной, блестящей овчине. Низея смело подошла и подняла нож, потом ещё раз посмотрела на его прекрасное лицо. Он вздохнул, и губы его слегка раскрылись. Они были похожи на крупный пурпурный цветок. И не ударить хотелось Низее, а смотреть без конца на милого бога, насытить навеки глаза его солнечной красой и вместе с богом стать богиней, дочерью солнца, белою лурской девой, счастливой и сильной.
Аслан ещё раз вздохнул и широко усмехнулся.
— Эх, застряла, — сказал он отчётливо.
Он видел во сне реку Адара и брод и застрявшую телегу. Быть может, яркая память Низеи и жадные мысли её навеяли на него призрак этой картины, общей для них обоих.
И вдруг у Низеи не хватило воздуха в груди. Она бросила нож, схватилась рукою за шею и поймала какую-то петлю или змею с холодным чешуйчатым телом. Это была только нитка кораллов, которая завилась неловко и колола ей шею своими неровными зёрнами. Она дёрнула, и кораллы разорвались. Красные зёрна посыпались прямо на Аслана. Два алых зёрнышка задержались на белой груди как капельки крови.
— Кто тут? — спросил Аслан спросонья и открыл на минуту глаза.
Низея стояла на месте как будто из камня и глядела ему в самую душу своим острым и тёмным взглядом. Глаза у Аслана были большие, синие и заволочённые сонной дымкой, как небо заволакивается лёгким белым туманом.
— Засни, засни!..
Всю свою силу она вложила в этот безмолвный приказ.
И глаза Аслана закрылись, голова опять опустилась на тёмную овчину. В руках у Низеи ещё оставалась нитка кораллов, разорванная надвое. Она отделила одну половину, положила её тихонько на овчину рядом с юношей, взяла свой нож и вышла из кибитки.
Через минуту она снова стояла перед Мезой.
— Вот твой нож, — шепнула она. — Я не убила.
Меза лежал на спине и молчал и смотрел на неё широко открытыми глазами, так же точно как князь Аслан за минуту перед этим.
— Ты, если хочешь, убей меня, — сказала Низея.
Меза молчал. Низея нагнулась ниже. Его глаза были тоже заволочены дымкой как у юного Аслана, но то не была лёгкая дымка сна. То была пелена смерти, холодная как лёд, и серая как пепел, и прочная как вечность.