Недоумевая, сердясь и чувствуя в груди неприятный холодок безотчетного страха, Валентин стал пробираться к двери. Это было непросто, так как раскладушки стояли впритирку и приходилось ступать прямо по спящим людям, путаясь ногами в одеялах и балансируя руками, чтобы не потерять равновесия.
Он только хотел потянуть на себя дверь, как она сама распахнулась. На пороге, загораживая проход, возникла молодая жена Иконникова Наташа, закутанная в белую простыню как в тогу. Валентин хотел спросить, что все это значит, но Наташа приложила палец к губам: «Тс-с!.. Пашка…» При этом глаза озорно и зловеще сверкнули. Махнув рукой в сторону окна и гортанно выкрикнув какое-то слово не по-русски, она побежала по спящим, а простыня плескалась и щелкала у нее за спиной, как плащ мчащегося во весь опор всадника.
Валентин в ужасе выскочил в распахнутую дверь и очутился в небольшой комнате, где тускло, как в подвале, горела под самым потолком затканная паутиной лампочка, вдоль стены стоял обшарпанный клеенчатый диван с круглыми откидными валиками, а в углу — стол, заставленный грязными алюминиевыми мисками, пустыми бутылками и гранеными стаканами.
Окно в комнате было раскрыто настежь, и за ним на фоне бархатно черного неба метались какие-то отсветы. Валентин перегнулся через подоконник и увидел стоящие вразброс легковые машины, в промежутках между которыми были раскинуты палатки и горели костры. Сидевшие у костров люди пели задавленными голосами тягучую, жалостливую песню.
А у стены соседнего дома, в палисаднике на клумбе с засохшими цветами, лежала раскинув руки какая-то женщина с обнаженной грудью, до пояса укрытая ватным одеялом. Каким-то непонятным образом Валентин оказался возле этой женщины и теперь, вглядываясь в ее лицо, с горестным удивлением, находил в ней сходство с Изольдой. Она была старше Изольды и не так красива, но у него почему-то не было сомнения в том, что это именно Изольда. Дотронувшись рукой до ее голого, твердого и холодного как лед плеча, он понял, что она мертва, и дико, страшно закричал, но не услышал своего голоса, только спазмы сдавили горло да так, что стало невозможно дышать…
* * *
Утром, он позвонил по номеру, который дал ему для связи Филипп. В трубке послышался знакомый голос опера.
— Мишка, когда в баню пойдем? — спросил Валентин. Это был пароль.
— В восемь, — ответил Филипп.
— Ладно, только не опаздывай, — сказал Валентин.
Встретились на многолюдной улице Малышева. Зашли в подвальчик с баром, неподалеку от памятника.
Опер выслушал рассказ Валентина без каких бы то ни было комментариев. Лишь поинтересовался, не предлагал ли Иконников ему работу в «Нике».