Принцесса промолчала, затем невпопад спросила:
— Говорят, перед тем, как отправиться в погоню за бароном, вы поставили моему отцу условие.
— Уже донесли? — усмехнулся я, оглядываясь на плетущегося в хвосте Василиска.
«Что она задумала?» — тревожно подумал я, чувствуя, что этот разговор она затеяла неспроста.
— Я читал ваши документы и придерживался закона вашего королевства, ответил я. — Я только оговорил права Защитника или я не заслужил?
— Разве это так важно? — спросила она.
— Тогда это важно? — я улыбнулся.
— А вы спросили меня? Согласна ли я, хочу ли я? Вы постоянно кричите, что вы чувствительный и живой человек, Защитник, имеете какие-то нелепые права, а какие права имею я?! — гневная отповедь закончилась, такого оборота разговора я не ожидал.
— Вопросы и еще раз вопросы, — пробормотал я скорее для себя самого.
— Я никогда не скрывал, что вы мне очень нравитесь, — ответил я принцессе и, должно быть, как мальчишка, сделавший первое признание, залился краской.
— И только-то? — фыркнула принцесса.
— Нет, не только, — с жаром воскликнул я, — Я люблю вас!
— Вы мой Защитник и ваш долг любить меня! — безаппеляционным тоном заявила принцесса.
— Я — Защитник, а не вещь. Я не просил вас, в конце-концов — вы сами вызвали меня и попросили помощи. По вашему желанию или по прихоти меня вырвали из моего мира. Не обязательно сюда должен был явиться Конан-Варвар Говарда. Я выполнил все поставленные мне задачи и имею права на награду.
Принцесса язвительно усмехнулась в ее глазах заплясали молнии:
— Я не заставляла вас объезжать драконов.
— А я гнался за Ворлоком не потому, что он похитил принцессу, а потому, что ты значишь что-то для меня.
Мы долго молча смотрели друг на друга, готовясь к завершающему этапу словесной схватки.
— Вы любите меня? — наконец спросила принцесса.
Я воспрянул духом:
— Я уже говорил вам.
— Это не ответ.
— Да, люблю.
— А почему вы не спрашиваете меня об этом?
Я промолчал, это был удар ниже пояса — я прекрасно понял, что хотела сказать принцесса.
Боль и ярость поселилась у меня внутри, мне хотелось закричать, стегнуть коня и умчаться в степь, за горизонт, упиваясь холодным ветром, цедить его сквозь зубы и остаться одному на многие километры вокруг. Стыдно и невыносимо видеть ее жалеющий и сочувствующий взгляд. Нет в нем ничего, кроме холода — ни боли, ни сопереживания. «Глупец! — рассмеялся я про себя, — Не будь идеалистом, этот сюжет мало похож на сказку и вовсе не обязательно, что все закончилось свадебным пирогом. Но что я упустил, что я сделал не так? Мало приятного, когда вам дают понять, что ответных чувств нет».